Ночь волка (повести)
Шрифт:
Предмет, который нес Хейзен, был шестой моделью щекотуна, которую Гастерсон видел вчера на Фэе. Гастерсон был уверен, что это Пух-Бах, из-за той атмосферы властности, которая его окружала, и потому - он мог бы поклясться на горе из Библий, - что узнал красный огонек, затаившийся в его единственном глазу. И только Пух-Бах имел ауру вполне сознательной мысли. Только у Пух-Баха была мана *.
Неприятно видеть, как злобный безногий робот-ребенок с болтающимися ремешками управляет - явно при помощи телепатии - не только предметами, созданными по его образу и подобию, да пятью близкими, но примитивными родственниками,
Пух-Бах указал клешней на Фэя. Державшие Фэя потащили его вперед - он все еще сопротивлялся, но теперь уже не так сильно, будто находился в полугипнозе или, по меньшей мере, оцепенел от страха.
Гастерсон прорычал яростное "Эй!" и невольно напрягся, но пистолет снова уткнулся ему в спину. Дейзи закрыла глаза, затем сжала губы и вновь открыла глаза, чтобы видеть происходящее.
Установка щекотуна на плечо Фэя заняла какое-то время, потому что два тупых острия на нижней поверхности робота должны были попасть в предохраненные клапанами отверстия на розовом пластиковом диске. Когда они наконец оказались на месте, Гастерсона затошнило, а потом и еще сильнее
* В верованиях народов Меланезии и Полинезии сверхъестественная сила, присущая некоторым людям, животным, предметам, духам.
когда щекотун сам воткнул крохотный шарик на тончайшем проводе в ухо Фэя.
В следующую секунду Фэй выпрямился и отодвинул в сторону тех, кто его держал. Он затянул ремешки своего щекотуна вокруг груди и подмышками. Протянул руку, и кто-то подал ему рубашку и плащ без плеча. Он ловко надел их, а Пух-Бах, используя свои маленькие клешни, помог просунуть свою башенку и тело через аккуратно подрубленные края вырезов. Маленькая группа захвата смотрела на Фэя с почтительным ожиданием. Он на минуту замер, словно размышляя, а затем подошел к Гастерсону, посмотрел ему в лицо и снова замер.
Внешне лицо Фэя казалось беспечным, но глаза выдавали муку. Гастерсон знал, что он совсем не думает, а просто слушает инструкции, нашептываемые ему на самом пороге слышимости.
– Гасси, старик, - сказал Фэй, судорожно изобразив широчайшую улыбку, - я был бы очень обязан, если бы ты ответил на несколько простых вопросов.
– Вначале его голос был хриплым, но он дважды сглотнул и исправился.
– Что ты имел в виду, когда изобрел щекотун? Чем именно они должны были стать?
– Ты что, несчастный...
– начал было Гастерсон со смущением и ужасом одновременно, затем взял себя в руки и кратко ответил: - Предполагалось, что они будут механическими напоминателями. Предполагалось, что они будут записывать меморандумы и...
Фэй поднял вверх ладонь, покачал головой и снова стал слушать пространство. Затем он произнес:
– Так предполагали использовать щекотунов люди. Я совсем не это имел в виду. Я имел в виду, какую пользу щекотуны должны были принести сами себе. Конечно, у тебя были кое-какие мысли насчет...
– Фэй облизал губы.
– Если тебе это поможет, - добавил он, - то знай - не Фэй задает тебе этот вопрос, а Пух-Бах.
Гастерсон заколебался. У него возникло ощущение, что каждое из восьми двойных существ в комнате с нетерпением ждет его ответа, он почувствовал, как что-то
– Ну, так как же, - продублировал Фэй.
– Какую пользу щекотуны должны были принести сами себе?
– Никакой, - мягко сказал Гастерсон.
– Совсем никакой.
Он почувствовал разочарование, повисшее в комнате, а вместе с ним и что-то похожее на панику.
На этот раз Фэй прислушивался к суфлеру довольно долго.
– Я надеюсь, что на самом деле ты так не думаешь, Гасси, - сказал он наконец совершенно серьезно.
– Я имею в виду то, что ты вообще не осознавал в то время. Позволь мне в последний раз сформулировать этот вопрос иначе. Каково место щекотунов в естественной природе вещей? В чем смысл их жизни? Их особые мотивы? В чем их гений? Их конечная цель? Каким богам должны поклоняться щекотуны?
Но Гастерсон уже качал головой. Он произнес:
– Я совершенно ничего не знаю об этом.
Фэй вздохнул и вместе с Пух-Бахом повел плечом в уже знакомом "трехшарнирном" жесте. Затем он оживился.
– Полагаю, сейчас мы дальше не продвинемся, - сказал он.
– Продолжай думать, Гасси. Постарайся что-нибудь вспомнить. Ты не сможешь выходить из квартиры - я оставляю охрану. Если захочешь увидеть меня, то скажи ей об этом. Или просто подумай. Через какое-то время тебе в любом случае еще будут заданы вопросы. Может быть, мы даже применим к тебе особые методы. Возможно, ты будешь щекотунизирован. Все. Давайте, вы все, нам пора двигаться.
Прыщавая и ее подружка отпустили Гастерсона, человек, державший Дейзи, ослабил свою благопристойную хватку. Дэвидсон и Кестер бочком и оглядываясь вышли из комнаты и маленькая группа захвата не спеша удалилась.
В дверях Фэй оглянулся.
– Прости, Гасси, - сказал он, и в какое-то мгновение ь его глазах промелькнуло их обычное выражение.
– Жаль, что я не могу.
– Клешня поднялась к его уху, и спазм боли исказил его лицо, он напрягся и вышел. Дверь закрылась.
Гастерсон два раза глубоко вздохнул, что, скорее, было похоже на гневное всхлипывание. А затем, все еще шумно дыша, пошел в спальню.
– Что?..
– спросила Дейзи, следя за ним взглядом. Он вернулся, держа в руках свой револьвер тридцать восьмого калибра, и направился к двери.
– Что ты собираешься делать?
– спросила она, отлично зная ответ.
– Я собираюсь разнести на куски железную мартышку, пристроившуюся на плече Фэя, даже если это будет последнее, что я сделаю в этой жизни.
Она обхватила его руками.
– Дай мне пройти, - рычал Гастерсон.
– Хоть раз в жизни я должен быть мужчиной.
Пока они боролись за оружие, дверь бесшумно открылась и в комнату проскользнул Дэвидсон, который ловко выхватил у них револьвер прежде, чем они заметили его присутствие. Он ничего не сказал, только улыбнулся и, выходя из комнаты, покачал головой с грустным упреком.
Гастерсон тяжело сел.
– Я знал, что все они псионики, - тихо сказал он.
– Я просто потерял контроль над собой - так подействовал на меня последний взгляд Фэя.
– Он дотронулся до руки Дейзи.
– Спасибо, малыш.