Ночь Волка
Шрифт:
В руке он держал двустволку Костина, ремень которой волочился по снегу.
Марат бежал молча, держа свой винчестер двумя руками. Как философ, он мог бы объяснить чувства, лежащие в основе такого атавизма, как кровная месть; но только до вчерашней ночи, в течение, которой ему пришлось выступать в роли Шехерезады. Сейчас им безраздельно владело лишь одно всепоглощающее чувство — разрядить в Костина свое ружье, все восемь патронов.
… Веронику они нашли в бане. Хотя во время предыдущих поисков
Сразу же бросились в погоню. Между собой почти не разговаривали, потому что ничего хорошего сказать друг другу не могли.
… Убедившись в том, что его не преследуют, Костин остановился и со страхом взглянул на руку, которой он зажимал рану. Меж пальцев текла кровь, он отнял руку, армейский бушлат, свитер, рубашка, исподнее — все было пропитано кровью, но кровь выходила медленно, не толчками, не фонтанировала, как это бывает, когда задета артерия и, судя по тому, что он все еще держался на ногах, пуля не задела жизненно важных органов, прошла навылет. Привалившись к дереву, Костин, тихо матерясь, вытащил охотничий нож, разрезал ватник, выдрал из него клок ваты, скатав тампон, смочил водкой, взвыл от боли, вставил в рану; такой же тампон, приладил к выходному отверстию, потом распорол на себе майку и забинтовал талию. Ткань тут же окрасилась, полностью остановить кровотечение ему не удалось. Положение было безвыходное, вернуться в деревню он не мог; до заимки, где у него были спрятаны припасы, в том числе и медицинская аптечка, было не менее трех километров, он не был уверен, что хватит сил пройти их. Лучше всего было бы выйти на дорогу, где его могли подобрать проезжающие машины и доставить до ближайшей больницы, но там нельзя будет избежать объяснений, кроме того, путь длиной в десять-одиннадцать километров не по зубам. Костин почувствовал, как струйка крови потекла по бедру. Теряя самообладание от страха, он запахнул бушлат, затянулся потуже ремнем и пошел к заимке. Другого выхода не было, там можно будет, как следует продезинфицировать, рану, забинтовать и лечь. Костин медленно пошел, оставляя на снегу капли крови. Пот, выступивший на лице, быстро остыл и стал жечь холодом. Утерся, постоял немного, тяжело дыша. "Как же я так сплоховал, блин, надо было раньше выйти, какой же я мудак. Теперь они вдвоем за мной ломанутся, — бормотал Костин, — и снег, как назло перестал, блин, кровища хлещет, сука, по следу найдут. Маху дал". Почувствовав озноб, он пошел дальше, припадая на одну ногу. Пройдя около километра, он увидел собаку, остановился, размышляя над тем, откуда она взялась. Собака тем временем скрылась, и он поплелся дальше. Ему было холодно, и Костин, чтобы согреться, старался идти быстрее, но это у него не очень
— Что, блин, не нравится? — спросил Костин.
В этот момент он увидел еще одного волка, показавшегося из-за деревьев, а за ним еще и еще — их было пятеро. Костин отступил к ближайшему дереву и прижался к нему спиной. Мысль попробовать взобраться на него, почему-то не пришла ему в голову, да и вряд ли он успел бы суметь сделать это. Марат погибель накликал, зря он его в живых оставил, это его мысль материализовалась. Действительно ли волки пасли его, или кровь почувствовали. Ну, давай, кто первый? Костин стоял, держась за кровоточащий бок, широко расставив ноги и рычал не хуже волков, которые окружали его, помахивая хвостами, тускло поблескивали желтыми глазами. Он собирался дорого продать свою жизнь: страх его исчез, как исчезло все, что связывало его с человеческим видом. Пятеро здоровых и голодных зверей готовились растерзать шестого, раненого и загнанного. Совершался извечный закон природы, сильный пожирал слабого, одно из бесконечных звеньев эволюции. Первого, бесшумно прыгнувшего на него волка, Костин встретил ударом ножа сбоку и ранил его куда-то в область шеи; волчья пасть клацнула в сантиметрах от лица, опалив смрадным дыханием, и пролетела в сторону. Бросились в ноги, сразу два; один укусил за лодыжку, второй вцепился в пах. От дикой боли Костин страшно закричал, и пока хватало сил, принялся бить ножом по волчьей спине, но часы его были сочтены; еще один волк вцепился ему в шею и прокусил ее. Костин завалился вперед и набок, и, уходя из жизни, вдруг увидел свою жену, вдевшую пухлые руки в необъятную талию, она презрительно усмехалась и кивала головой. Костин хотел что-то объяснить ей, но не успел. Внезапно вспыхнувший мрак заслонил все.