Ночевала тучка золотая. Солдат и мальчик
Шрифт:
– Запомнили? Не забудете? – спросила братьев.
Те кивали, зевая на ходу. Никак не могли проснуться. У каждого под мышкой сверток: вчерашний подарок с собой прихватили.
– А это зачем? – удивилась Регина Петровна. – Хотите в колонии оставить?
Братья помотали головой. Нет, не такие уж они дурачки, чтобы в колонию такое богатство везти!
– В заначку, что ли? – догадалась она.
Братья ничего не ответили. Ясно, что в заначку.
– Лучше оставьте, – посоветовала Регина Петровна. – Никто
Братья переглянулись, отдали ей свертки.
– Езжайте… – И погладила их по голове, одного левой, другого правой рукой. – Если директор спросит, скажите, что живем тут нормально, все есть. Могут колонистов присылать для сбора…
– Да ну их! – сказал, отворачиваясь, Сашка. И Колька кивнул.
Регина Петровна проводила братьев к телеге и усадила сзади.
– Присмотрите за ними, Демьян Иваныч. Все-таки… Там неспокойно… А я, как договорились, завтра встречу.
Демьян порылся в соломе, откопал свою потертую кепочку, надвинул на самый лоб. Из-под козырька в упор глянул на воспитательницу. Глаза у него при утреннем свете были насквозь голубые, детские.
– А чево смотреть, там теперь нормально. Я когда ехал сюда, все как есть по-фронтовому оценил. Наших бойцов в гору на машинах везли да везли. Столько везли, будто они окружение под Сталинградом делали. А обратно энтих… черных… Вывозили…
– Вывозили? То есть как вывозили? – спросила Регина Петровна, вдруг побледнев. – Живых, надеюсь?
– Всяких! – отмахнулся Демьян. – Я вчерась не хотел говорить, не к чему было. Так, думаю, с ними покончили – жисть станет спокойнея…
Регина Петровна насупилась.
– Вы так, простите, будто радуетесь…
– А что мне, плакать! – взвился вдруг он. – Лучше мы их, чем они нас! Иль тебе, прости, по-другому хотелось? Мало страху тебе задали?
Регина Петровна покачала головой, посмотрела на ребят.
– Мне-то уж ничего не хочется. Но зачем же убийства-то?
– Видать, по-другому не могут. Гитлеру продались! Их довоенного прокурора генералом своим сделал! У них резать русских – это национальная болесть такая!
– А если вас станут из дому выселять? – спросила тихо Регина Петровна.
– Дык мене выселяли, – усмехнулся вдруг будто легкомысленно Демьян. Но вряд ли было ему смешно. – За лошадь, шашнадцать лет было. В кулаки записали. Ничево. Отдал. Сказал: спасибо. Без нее легче стало. Вот, на колхозной езжу… Зато живой!
– Не знаю… Мы не о том говорим, – вздохнула Регина Петровна. – А вы просто на войне ожесточились. Все ожесточились. Оттого и страшно… Так вы поберегите, пожалуйста… Слышите?
Демьян отвернулся, чмокнул лошади.
Братья сидели обнявшись, свесив ноги с телеги, и смотрели на Регину Петровну.
– Я завтра к обеду-у приеду-у! – крикнула она вслед и помахала рукой.
Братья разноголосо откликнулись:
А Демьян не отвечал и не оглянулся. Будто его уже это и не касалось. Он правил, поглядывая на дорогу из-под козырька, и молчал.
Всю дорогу промолчал.
Братья догадались сразу, отчего молчит: ему от ворот поворот сделали! Хоть он и поет мирово, но не жених! Ясно!
И когда зашли братья в кукурузу, за обочину, по нужде, Колька так и сказал:
– Бортанула она его… Лысого!
– А мне жалко, – отвечал Сашка. – Поет он мирово!
– А нас директор не бортанет сегодня? – перевел Колька разговор на другое. – Письмо-то при нем!
– Забыл небось… Там не до нас!
– Главное, заначку забрать, – сказал Колька. – Я считаю, что нужно драпать.
– А Регина Петровна?
– А что Регина Петровна? Она ведь после рождения обещала!
– А вдруг не поедет?
– Ну и что?
– Ее жалко…
– Не жалей! Тут теперь вокруг жалельщиков много!
Сашка стал застегивать портки, разнервничался, аж пуговицу оборвал. Сказал, выходя на дорогу:
– Как хошь, я ее не брошу.
– Совсем?
– Как – совсем?
– Ну, совсем? – переспросил пораженно Колька. – Со мной? Не поедешь?
Сашка кивнул.
Называется, поговорили. Впервые за всю их жизнь выяснилось, что могут они по своей воле расстаться.
Колька ушам своим не поверил. И если бы сказали ему – не поверил бы! Их разделить нельзя, они нерасчленимые, есть такое понятие в арифметике… Это про них как раз!
Колька понял, что Сашка свихнулся. Хорошо, если ненадолго свихнулся, а если… Но он отбросил мрачные мысли, а Сашке сказал:
– Приедем, тогда решим. Договорились? – И отдал ему серебряный ремешок вместо пуговицы. Тот, что Регина Петровна подарила.
– Договорились, – согласился Сашка. Может, он думал, что это не он, а Колька переменит решение. Но ремешком подпоясался.
Потом они прилегли на телеге и, обнявшись, уснули.
Проснулись в сумерках и сразу не поняли, где находятся.
Телега была распряжена, а лошадь паслась рядом, среди кукурузных зарослей. Сам Демьян отчего-то сидел на земле и озирался по сторонам. Лицо его было растерянным, даже бледным.
Братья подняли головы, почесываясь, глядя вокруг.
– Эй! – негромко позвал Демьян и поманил их рукой. – Сюда идите… Только тихо, тихо!
Братья нехотя спрыгнули с телеги, подошли.
– А где колония?
Но Демьян странно замахал руками, показывая, чтобы они подошли еще ближе и присели.
– Заболел, что ли? – спросил, удивляясь на такое поведение, Сашка.
А Колька добавил:
– А я тоже вчерась обожрался! У меня в животе целая музыка! Оркестр со струей!
Ребята загоготали, а Демьян оглянулся, зацыкал на них: