Ночи дождей и звезд
Шрифт:
— Они?
— Ставрос и Магда. Я тогда была заперта здесь. И как ни странно, когда они уехали, я вдруг поняла, что жизнь продолжается. В тот год один из жителей покончил с собой, и для всех это было потрясением, особенно для алкоголиков. Он тоже этим страдал, ты понимаешь.
Я образумилась. Звучит просто. Но на деле было совсем не просто. Но я справилась, хотя и слишком поздно.
Сын мой, уже подросток, исчез. Я так и не смогла выяснить куда. Его дед, старый парикмахер, в конце концов подобрел ко мне, но так и не сказал, где он. Я писала письма Ставросу-младшему в
— И никакого ответа? — спросил Дэвид.
— Никогда ничего.
— Неужели Андреас не знает? Он такой добрый, он бы сказал вам или дал бы знать вашему сыну, какая вы теперь.
— Нет. Андреас тоже не знает.
— Он бы понял. Его собственный сын, эгоист, не хочет вернуться из Чикаго. Андреас знает, как это тяжело.
— Дэвид, послушай меня.
— Да?
— У всего на свете есть две стороны. Я была свинской матерью, когда Ставрос был маленький. Как теперь он поверит, что я милая и славная? Если бы он и согласился на контакт, это было бы только из жалости.
— Ему кто-нибудь может рассказать, — предложил Дэвид.
Вонни отмела эту идею.
— Послушай, Дэвид, Андреас знал все о том, как управлять таверной, когда Адонис подрастал. Как теперь Адонис может знать, что его отцу одиноко и грустно и что он не дождется его домой?
— Я уже сказал, Вонни, ему кто-нибудь мог рассказать. Например, вы?
— Не смеши, Дэвид, зачем Адонису слушать старую дуру, почти такую же старую, как его отец? Он сам все должен понять.
— О, эти молодые люди такие глупые. Адонис в Чикаго, Ставрос еще где-то, почему они не додумаются вернуться к вам, не понимаю, — возмутился Дэвид.
— В Англии, наверное, много таких, которые недоумевают по тому же поводу, — заметила Вонни.
— Это совсем другое.
— То письмо все еще с тобой?
— Да, но это ничего не значит, — отмахнулся он.
— Дэвид, ты глупышка, я тебя обожаю, но ты совершенный недотепа. В письме мама умоляет тебя вернуться домой.
— Где это сказано?
— В каждой строчке. Твой отец болен. Возможно, он умирает.
— Вонни!
— Именно так, Дэвид. — Она посмотрела на море, как делала это много раз, когда погружалась в собственные мысли.
Глава тринадцатая
Эльза не ответила на письмо Дитера. Ей все еще требовалось время обдумать.
В искренности Дитера сомнений не было. Если он обещал жениться, значит, был готов к этому. После стольких лет независимости для него это не просто. От друзей ему достанется. Он возненавидит себя за это, что бросил собственного ребенка. И ему придется это признать, если он наладит отношения с Гердой. Он был готов на это ради Эльзы, он сам об этом говорил.
До того момента он искренне верил, что они могли бы жить вместе и что менять в этой ситуации было совершенно нечего. Но, встав перед выбором, он его сделал. Эльза могла сообщить ему, когда вернется домой, и он будет ее ждать.
Так что же удерживало ее?
Эльза вышла из города на одну из дорог, обдуваемых ветрами. Здесь она еще не бывала и, собираясь скоро уезжать, хотела хорошенько запомнить все вокруг.
Никаких ресторанов, традиционных таверн или сувенирных ларьков на этой дороге не было. Маленькие бедные домишки, возле которых паслись одна-две козы, детишки играли среди кур с цыплятами.
Эльза остановилась и стала разглядывать их.
Были бы у них с Дитером дети? Маленькие белокурые мальчик и девочка, не похожие на этих темноглазых греческих детей ни в чем, кроме улыбки.
Снимет ли это боль? Да и как отнесутся ее дети к тому, что у них есть единокровная сестра Герда, которая и не знает об их существовании?
Она улыбнулась себе, что так размечталась, когда неожиданно из одного дома вышла Вонни.
— Господи, Вонни, вы повсюду.
— То же самое могу сказать о тебе! Куда ни пойдешь, везде натыкаешься на кого-нибудь из вас, — радостно воскликнула Вонни.
— Куда ведет эта дорога? Забрела сюда из любопытства.
— Она вообще-то никуда не ведет… дальше все то же… Но мне надо кое-что доставить дальше по дороге, пойдем со мной, вместе веселее.
Вонни выглядела необычно подавленной.
— Что-то случилось? — полюбопытствовала Эльза.
— В доме, где я только что была, беременная женщина. Отец ребенка был среди погибших на катере Маноса. Она не хочет рожать. Все так перепуталось. Доктор Лерос не может слышать об аборте, поэтому она собирается к старухе, которая этим «занимается», как она выражается, там, в деревне, километрах в пятидесяти отсюда. Она может погибнуть, определенно, может случиться заражение. Ну почему она не хочет родить и любить этого ребенка, это же так естественно. Я целый час ее уговаривала, обещала помочь с уходом за малышом. Да разве она послушает! Нет.
— Для вас, Вонни, это непривычная ситуация, — пошутила Эльза.
— Почему ты так думаешь?
— Мы все к вам прислушиваемся, внимаем всему, что слышим, поверьте. Часами говорим о вас с Дэвидом о вашей теории, что его отец, может быть, болен.
— Не может быть, а болен, — уверенно сказала Вонни.
— Да, вы правы. Его надо встряхнуть, заставить задуматься. И вы преуспели… он собирается сегодня позвонить домой.
— Отлично. — Вонни одобрительно кивнула. Она остановилась возле маленького, запущенного домика. — Мне в этот дом, пойдем со мной. Надо передать Николасу волшебное снадобье. — Из вязаной сумки на плече она вынула маленький глиняный горшочек.
— Вы и снадобья готовите? — ахнула Эльза.
— Нет, вообще-то это антибиотик, но Николас не доверяет врачам и современной медицине, поэтому мы с доктором Леросом придумали маленькую хитрость.
Эльза наблюдала, как Вонни бродила по дому старика, подняв кое-что в одном месте, прибрав в другом, беспечно болтая по-гречески. Потом она достала волшебную мазь и торжественно намазала большую рану у него на ноге.
Когда они уходили, старик улыбался им обеим.
Эльза и Вонни побрели обратно, оживленно болтая. Вонни рассказывала Эльзе про места, которые они проходили, называла их, объясняла, что это означало на английском.