Ночи и рассветы
Шрифт:
— Тогда… — товарищ министра оглядел свою гвардию, — тогда вас информирует господин Кацотакис.
Только теперь Космас увидел среди чиновников судью Кацотакиса. Товарищ министра представил его делегации:
— Господин Кацотакис, вице-председатель Высшего координационного совета по делам военных преступников.
— Не могли бы вы, господин Кацотакис, рассказать нам, какую работу провел совет за истекшее время? — спросил один из журналистов.
— С удовольствием. Наш совет, как вы знаете, еще новорожденный, он создан всего восемнадцать дней назад. Однако за этот период проделана грандиозная подготовительная работа. Необходимая
— Составляется? Или составлен? Господин министр сказал, что составлен…
Кацотакис пожал плечами.
— Господину министру виднее…
Корреспонденты снова зашумели:
— Совет ждет закона от правительства, правительство ждет законопроект от совета… Приняты ли какие-нибудь практические меры?
— Мы столкнулись с массой технических сложностей. Пришлось начинать с самого элементарного — с вопроса о помещении: где мы будем собираться, где будем хранить наши бумаги?
— Так у вас нет помещения?
— Даже стульев не было, собирали по одному!
Адвокат, возглавлявший делегацию, возмущенно ахнул:
— Неужели дело стало за этим? Бога ради, что вы говорите! Да если на то пошло, я охотно уступлю вам свою контору! И кресла, и чернильницы, если понадобится!
После адвоката заговорила известная поэтесса:
— Я не знакома с господином Кацотакисом, но господин Ктенас мой сосед. Он владелец великолепного четырёхэтажного дома в центре города. Неужели ему трудно было выделить для нужд совета хоть один этаж, хоть одну комнату?
Едва она кончила, встал Космас:
— У господина Кацотакиса на улице Эврипида есть превосходная, просторнейшая контора, и кресел там предостаточно!
Комедия достигла кульминации, и продолжать ее было бессмысленно. Когда делегаты спускались по лестнице министерства, популярный актер-комик громко сказал кому-то из своих коллег:
— Вот уже сколько лет играю в комедиях, но такого еще не видал!
— А я, брат, состарился на трагических ролях, но никогда мне не было так грустно, как сегодня!
— Поди-ка сюда, дружок! — Один из журналистов взял Космаса под руку и пошел рядом. — Что ты знаешь об этом Кацотакисе?
— Узнаешь, но чуть попозже, — улыбнулся Космас. — Почитай завтра «Свободу».
На следующее утро в «Свободе» вместо передовой статьи была опубликована заметка о судье Кацотакисе: «Мы еще не знакомы с режиссером-постановщиком комедии, но исполнителя одной из главных ролей мы увидели вчера на сцене. Господин Кацотакис — вице-председатель Высшего координационного совета по делам военных преступников. Он же близкий друг предводителя военных преступников и сам без пяти минут министр в первом оккупационном правительстве. Этот господин — военный преступник. Помимо обличающих его симпатий и личных связей, существуют и обличающие действия. Телефонные звонки Кацотакиса к тем господам, которых он теперь будет судить, помогли схватить и расстрелять многих бойцов национального Сопротивления… Правосудие должно выяснить еще одно черное дело: кто выдал гестаповцам семью евреев, скрывавшуюся в доме господина вице-председателя, и что случилось с золотом, которое принадлежало этой семье и таинственно исчезло после ареста? Министр юстиции обязан немедленно арестовать преступника. Теперь, когда мы знаем главных исполнителей комедии, по их следам не трудно будет добраться
В субботу вечером вся семья оказалась в сборе. Янна с разрешения врача впервые ненадолго вышла на улицу. Тетушка Ольга приготовила ужин и в соседней таверне купила вина. Они сидели за столом, когда в дверь постучали. Тетушка открыла, и в комнату вбежали пять девушек с цветами. В доме стало светлее от смеха и звонких голосов. Девушки были новыми подругами Янны, они жили в этом квартале; две учились в гимназии, остальные работали на соседней фабрике. Они ухаживали за Янной во время болезни, приносили цветы и фрукты.
— Мы за тобой! — хором выпалили девушки.
Молодежь квартала праздновала сегодня открытие своего клуба. Пошли всей семьей.
Клуб находился поблизости, он занимал первый этаж и несколько комнат второго этажа в просторном, высоком доме. На втором этаже разместились кабинеты молодежной организации, на первом этаже сняли перегородки и устроили грандиозный зал. Он сверкал огнями, праздничными красками и радостными юными лицами.
Сначала была торжественная часть — президиум, речи, поздравления, потом художественная часть, потом бал. Заботливые и искусные руки украсили зал рисунками — фигурами юношей и девушек. Не с оружием, а с орудиями труда. Кирки, плуги, серпы, молоты, книги. «Выполним задачи мирного времени с таким, же энтузиазмом, как мы выполнили наш воинский долг!» — призывал огромный плакат над сценой. И с этого призыва начинали все — ораторы, актеры, выступавшие в скетчах, поэты, читавшие свои стихи. Шумный, неугомонный зал плыл под парусами золотых надежд, жаждущий добра и созидания.
Космас обнаружил, что остался в одиночестве. Янну бережно кружил незнакомый юноша; с грехом пополам поспевал за своей молоденькой партнершей Спирос, а тетушка Ольга, утомленная шумом и гамом, ушла домой.
Через зал пробиралась одна из подруг Янны. Она только что прочитала со сцены хорошее стихотворение. Космас пригласил ее на танец.
— Чье это было стихотворение?
Девушка покраснела.
— Ну, тогда дай его мне, мы напечатаем в «Свободе».
— Так, значит, вы не читали? — огорчилась девушка. — Его напечатало «Молодое поколение».
III
В редакции Космас нашел записку на свое имя. Записка была от Стелиоса, он тоже сумел избавиться от Мила, тоже перебрался в Афины и очень хотел повидать Космаса. Стелиос приглашал его к себе, он снимал комнату на улице Алопеки. Космас зашел к нему в тот же вечер.
— Пока что работаю переводчиком при одном англичанине-полковнике, — рассказывал Стелиос. — Сняли для меня номер в гостинице «Король Георгий». Но ты сам знаешь, я человек мирный. Звон шпор и щелканье каблуков мне не по вкусу. Поэтому в своем номере я редкий гость. Эта квартира устраивает меня гораздо больше. Скоро сбегу от полковника и займусь журналистикой.
Стелиос был увлечен новыми планами. Несколько дней назад в Афинах был проездом друг их семьи, корреспондент газеты «Нью-Йорк тайме». Он направлялся из Каира в Турцию, оттуда собирался в Иран, а потом в Советский Союз. В Афины он рассчитывал вернуться в начале будущего года и оставлял вместо себя Стелиоса.
— Я, конечно, понимаю, что эта затея с журналистикой — прихоть и скоро пройдет, — смеялся Стелиос. — Но пока я еще не остыл. Остались сущие пустяки, формальности. На днях начну новую карьеру.