Ночи и рассветы
Шрифт:
— Сами себя разукрасили! С той минуты, как мы их заперли, только и делают, что дерутся и ругаются.
В дальнем углу раздался чей-то слабый стон.
— Раненый?
— Немец. Немцев они избили до полусмерти.
— За что?
— За то, что все они отпетые фашисты! — крикнул один из цольясов.
— А ты кто такой?
— Я не фашист!
— Ты хуже! — сказал Лиас. — Ты и фашист, и предатель.
— Предатель — это да! За предательство готов и кару принять. Но фашистом я никогда не был.
— Да хватит тебе, Папаяннопулос! — махнул рукой его сосед. — Все мы здесь
— Зачем же ты бил немцев, если сам тоже фашист? — спросил его Космас.
— Я и не бил. Били вот эти дураки. Надеялись шкуру свою спасти!
— А ты не хочешь шкуру спасти?
— У меня совесть чиста, как мрамор!
Космас нагнулся, чтобы разглядеть его получше, и увидел рыжую бороду, мясистые, волосатые ноздри и узенькие щелочки глаз.
— Скольких ты застрелил на своем веку?
— Ни одного. Я револьвером не пользуюсь, предпочитаю нож. Да чего ты меня пытаешь? Спускай курок — и делу конец. А хочешь — сперва перережу своих сотоварищей? Если хочешь, дай нож. Будет сделано!
— Ну и сволочь! — сплюнул командир.
Все время, пока они были в церкви, Космас чувствовал на себе взгляд одного из пленных. Однако стоило Космасу посмотреть в его сторону, как тот поспешно опускал глаза.
— Поди-ка сюда!
Пленный встал.
— Посмотри на меня!
Он поднял голову. Космас вгляделся в его лицо и обхватил пленного за плечи.
— Как ты здесь оказался?
Пленный еще ниже опустил голову.
— Лучше бы ты меня не узнал.
Стелиос был юноша редких способностей и хорошо образован. Космас познакомился с ним в Афинах, в доме судьи Кацотакиса. Стелиос давал уроки французского — Джери и английского — Кити.
Семья Стелиоса считалась одной из самых богатых в греческой колонии Египта — крупнейшая торговая фирма. К восемнадцати годам Стелиос усвоил все, что могли ему дать колледжи и частные наставники, он в совершенстве владел пятью иностранными языками и даже писал на них стихи. 1 августа 1938 года он выпустил в Александрии первый сборник своих стихотворений. Предисловие к сборнику написал вождь футуризма Маринетти. С высокой оценкой творчества Стелиоса выступили шестьдесят шесть других поэтов и искусствоведов. Среди них был дядя Стелиоса. Как и прочие поэты, он высказался весьма туманно. Самое значительное достоинство Стелиоса заключалось, по его мнению, в том, что он был племянником великого дяди.
Когда разразилась греко-итальянская война, Стелиос решил оставить сочинительство до лучших времен и добровольцем пошел на фронт. Прощаясь с племянником на аэродроме, дядя Стелиоса сказал: «Куда тебя несет? Подумай хотя бы о том, что если и есть на свете горстка ценителей, которые понимают нашу поэзию, то они находятся в том лагере, с которым ты идешь воевать. Пропусти этот самолет и еще раз обдумай свой шаг. Если не передумаешь, улетишь следующим рейсом!» Однако Стелиос, уязвленный его словами «наша поэзия», ответил: «Нет, я не останусь ни на минуту. Сейчас мне не до поэзии. Нужно защищать родину!»
Когда война с Италией окончилась, Стелиос не захотел или не успел уехать в Египет. Голодную зиму 1942 года он перенес благодаря своему
— Скажи-ка мне, — спросил его однажды Космас, — что ты думаешь об ЭАМ?
— О чем, о чем? — растерянно переспросил Стелиос.
— Я говорю о подпольной организации.
— Ах, да! Как же, как же! Слыхал! Но, говорят, они сотрудничают с коммунистами!
— Ну и что из того?
— Как что? С коммунистами я не хочу иметь ничего общего.
Потом Стелиос внезапно исчез. Он больше не приходил в, столовую и прекратил уроки в семье Кацотакиса.
— …Однажды утром на Омонии я встретил Зуракиса. Мы познакомились с ним на албанском фронте. И подружились. Он был самым образованным среди офицеров, к тому же я знал его родственников в Александрии — очень известная и богатая семья, влиятельная даже в Греции. Когда военные действия прекратились, Зуракис на своей машине привез меня в Афины.
Мы договорились бежать в Каир, но в последнюю минуту я передумал. Кстати, нам и не удалось больше встретиться. Через год я узнал от одного из знакомых, что Зуракис находится в Египте.
…Зуракис повел меня в гостиницу «Киферон». О своих планах и намерениях он не сказал ни слова, но я догадывался, что он приехал в Афины с секретным заданием, и эта тайна окружала его в моих глазах ореолом героя. Мы стали встречаться, и в один прекрасный день я тоже оказался обладателем соседнего с Зуракисом номера гостиницы. У Зуракиса было много денег, но я должен сказать, что жил он очень скромно, порой отказывал себе в самом необходимом. Все время и все силы он отдавал работе.
Что это была за работа? Я знал, что Зуракис часто встречается с министрами, дважды его принял премьер-министр Раллис. На прием к нему Зуракис приходил в форме офицера полиции, и сопровождал его один очень высокий полицейский чин. Знал я, что Зуракис поддерживает связь с английскими агентами, а в ноябре 1943 года в здании министерства путей сообщения он созвал совещание, в котором приняли участие два немецких офицера. Потом вдруг исчез. Он долго пропадал, и я уже начал беспокоиться, когда Зуракис появился снова, проклиная всех на свете — англичан, немцев и вождя ЭДЕС полковника Зерваса, к которому, как я узнал позднее, он ездил и с которым ни о чем не смог договориться.
Однажды вечером Зуракис пришел ко мне очень веселый и объявил, что проблема, над которой он все это время бился, наконец-то прояснилась. Положение спасут цольясы. Судьба немцев уже решена, освобождение — дело нескольких месяцев. Пора позаботиться о послеоккупационном периоде. Как избавиться от всех этих организаций Сопротивления — и в первую очередь от партизанской армии? Правительство, которое прибудет из Каира, нуждается в вооруженных силах. Пусть эти силы окажутся слабее партизан! Достаточно, чтобы они сумели инсценировать видимость гражданской войны, и тогда подоспеет помощь извне.