Ночи и рассветы
Шрифт:
В окрестных деревнях били в колокола.
Рассвет едва занимался, холод пробирал до костей. Звон колоколов доносился с порывами ветра — то еле слышался, то звучал совсем рядом. Могучее эхо слетало с горных вершин и поднималось из мрачных глубин реки. Самым большим и мощным колоколом была темная ночь.
— А мы чего сидим сложа руки? — спросил Космас. — Разве в этой деревне нет колокольни?
— Сейчас я все устрою! — вызвался Фокос. Вместе с ним побежало еще несколько партизан. Вскоре и на церкви Агия Аналипси медными крыльями забили колокола.
IX
Астрас встречал сразу две весны: одна с обнаженным мечом
День был прекрасный. После ночного врачевания боль в руке немного утихла, но опухоль не спадала. Наоборот, она еще больше затвердела, а краснота распространилась до локтя. Космас смотрел на свою руку с обидой и неудовольствием, как на капризного ребенка, которому не следует уступать: «Этот номер не пройдет. Я тебя одолею!»
То и дело прибывали связные — знакомые и незнакомые партизаны, гонцы из соседних деревень. Рассыпались по округе партизанские группы, и до самого вечера Космас так и не смог уяснить, кто где находится. Вести приходили радостные: цольясы в панике бежали, немецкие посты оставили шоссе и перебрались в Лукавицу. Керавнос шел за ними по пятам. С противоположного берега реки доносились редкие выстрелы, там, на лесистом склоне, действовала группа Фантакаса. Не отставал и отец Парфениос. О его передвижении по округе партизаны узнавали по колокольному звону. Дьякон объезжал свой приход и, начиная службу с «Христос воскресе», кончал ее здравицами в честь ЭАМ. Приходили и уходили запыхавшиеся связные, и, слушая их донесения, Космас порой совсем забывал о ране, притаившейся под спиртовым компрессом и слоем теплой овечьей шерсти.
А вечером связной с Астраса принес подтверждение слухов о дивизии — записку от командира и комиссара первого полка, от Вардйса и от Леона. Они писали, что утром в деревню Агия Аналипси прибудет партизанский батальон, которому поручена охрана этого района. Космаса они звали на Астрас. «Хочу увидеть тебя и пожать руку», — писал Вардис.
Кроме записки связной принес Космасу подарок от Леона — пачку сигарет, рубашку и новенькие, тщательно отутюженные брюки. Космас решил немедленно переодеться. Старые его брюки давно уже расползались по всем швам. Но только сейчас, когда к его ногам упала заскорузлая серовато-зеленая груда лохмотьев, Космас увидел, в каком они плачевном состоянии. Хорошо бы помыться! Уже одна мысль о теплой воде принесла ему облегчение, и Космас поверил, что хорошая баня пошла бы на пользу его руке. Почему теперь он так остро ощутил потребность в чистоте? Правда, о горячей воде и свежем белье он нередко мечтал и раньше, но мечта эта была нереальной, и прощаться с ней было легко. Ее место сразу занимали новые мысли и новые заботы — не только о себе, но и обо всех. Теперь эти заботы лягут на другие плечи, и можно будет уделить некоторое внимание своей персоне. Был бы в деревне Фокос, он устроил бы Космасу душ. Но старик еще утром отправился в соседнюю деревню за трофеями. «Ладно, — подумал Космас, — как только вернусь на Астрас, первым делом вымоюсь. Может, у них найдется и пара нижнего белья, а то мое белье давно уже срослось с телом!»
— У них даже парикмахер есть! — рассказывал связной. —
Ночью его разбудили. Космас увидел над собой неясную фигуру.
— Тут пришла партизанка, спрашивает тебя!
Космас вскочил, потный, разгоряченный, с неприятным ощущением горечи во рту. Едва он встал на ноги, как его зазнобило. Стиснув непослушные зубы, он шагнул на улицу. Студеный ветер захлестнул его горячее вялое тело.
Во дворе у костра Космас увидел Лаократию. Она присела погреться у огня и заснула. Никогда еще Космас не видел на ее лице этой мягкой и нежной улыбки. «Такой, наверно, увидел и полюбил ее Фигаро!» — вдруг подумал Космас, глядя на легкие тени от костра, скользившие по ее щекам. Золотые полукружья пушистых ресниц придавали ее лицу безмятежное выражение уснувшего младенца.
— Давно она пришла? — тихо спросил Космас, стараясь не разбудить Лаократию.
Но Лаократия услышала и встрепенулась.
— Скорей, комиссар!
В деревне Врисес окружено звено Керавноса, и патроны у них подходят к концу. Когда она выскользнула из деревни, все еще были живы. Но с тех пор прошло уже несколько часов…
— Пошли, ребята! — крикнул Космас.
Пока партизаны собирались, он присел у костра и протянул руки к огню. Озноб не унимался, плечо как будто еще больше отяжелело.
Командир посоветовал ему остаться.
— Из-за руки? Ничего, это пустяки! На счету каждый человек! Только бы не опоздать!
Проводником была Лаократия. Ее лицо снова стало строгим и замкнутым и ничем не напоминало нежную девушку у костра. А может быть, это была вовсе не она? Может, взбудораженное воображение Космаса за зыбкими бликами пламени искало другие образы и другие родные лица?
Они шли по гребню хребта. С Космаса лил пот. Ноги не хотели отрываться от земли. У мостика через горный поток он упал.
— Что с тобой? — встревожилась Лаократия.
— Пошли! Пошли!
«Куда пошли?» Из-под ног у него убегала земля, убегали горы, лица товарищей, убегали мысли, ускользала цель их ночного похода. Связь с миром терялась, и он повис в пустоте — один, объятый пламенем, беспомощный и жалкий. Он потянулся за исчезающими предметами. Чьи-то руки подхватили его под мышки.
— Ты болен! — говорили ему. Их голоса едва достигали его ушей, еле различимые, словно шелест листьев.
Горячая волна поднималась к голове, и голова падала на грудь, отягощенная бушующей кровью. Колени дрожали и подгибались… «Упаду! Упаду!» — думал Космас, но лоб и виски его вдруг похолодели и покрылись капельками пота, огонь в груди утих, а тело снова стало легким. И все вернулось на свои места — земля, товарищи, мысли. Космас снова ухватил нить, связывающую все воедино, и понял, наконец, что ему говорили.
— Ничего страшного! Пройдет! Не выспался, только и всего!
Рассвет они встретили в пути. Перед ними открывались мирные зеленые луга, лесистые холмы, один ниже другого, уже не скалистые и обрывистые, а пологие и округлые.
— Вот она, деревня!
Деревня горела. Дым, словно черное воспоминание, клубился над голубым сосновым бором — равнодушный след завершенного дела. Партизаны побежали вниз по откосу. Из кустарника навстречу им вышли, поддерживая друг друга, два партизана. Один из них был Фигаро, вернее, кто-то напоминавший Фигаро, — бледная маска в обрамлении окровавленной чалмы. Второго партизана Космас не узнал совсем.