Ночи и рассветы
Шрифт:
— Неужели? Как он поживает?
— Я, естественно, не стал спрашивать, как он поживает. Сам знаешь, здоровье у Лиаса отличное, что-то он мне сказал, но я толком не расслышал. Вроде того, что на днях тебя навестит одна из наших партизанских деятельниц. Имени лучше не спрашивай. Я давно уже перестал разбирать, где имя, а где кличка…
— Ну ладно, милый доктор, это не так уж важно…
— Погоди, погоди… Может быть, ты знаешь некую Янну? Кажется мне, что Лиас назвал ее Янной.
Космас остолбенел.
— Говорите, доктор, говорите…
— Да что с тобой?
— Что
Космас схватил врача за руку, тот еле-еле вырвался.
— Это же моя жена! Что вам сказал Лиас?
Врач сел на кровать и, морщась, потер руку.
— Ну, дорогой мой, теперь ты окончательно убедил меня в своем выздоровлении. Такой жим… Пора отправлять тебя на работу…
— Пора, давно пора! Так что же сказал Лиас?
Врач ничего больше не помнил, вернее, ничего больше не расслышал. Уже к вечеру Космас додумался позвонить Лиасу. Правда, по госпитальному телефону можно было услышать песни, барабанный бой, вой ветра, грохот взрывов, но только не членораздельную человеческую речь. Однако ночью, когда его наконец соединили со штабом, Космас кое-что разобрал. Человек по ту сторону провода называл себя Лиасом. Космас выуживал из телефонного шума драгоценные слова.
— Что-что? — спрашивал Лиас. — Янна приехала? Поздравляю, поздравляю!
— Я тебя спрашиваю: приехала она или нет?
— Спрашиваешь? Меня?.. Почему меня?.. Врач? Если бы ты бредил, это было бы понятно, но почему бредит врач?.. Да нет же! Ничего я не знаю!
Разбуженный врач смотрел на Космаса оторопело.
— Что? Какая Янна?.. Жена? Твоя жена?.. А ты кто такой?
Через час за чашечкой кофе они вместе уточняли:
— Лиас! Я уверен, что это был он!.. Говорит, что ничего не знает? Ммм… Значит, не он… Ну конечно, не он… Лиаса я давно уже не видел… Ты прав, это был не Он. Но кто же?
— Дорогой доктор, подумайте прежде, чем ответить. Вы уверены, что этот товарищ, пусть не Лиас, а другой, говорил вам о Янне? Имя вы хорошо запомнили?
— Имя редкое. Тут я абсолютно уверен!
После того, что произошло, уверения врача вряд ли могли успокоить Космаса. Но он гнал от себя сомнения. Возвращаясь в палату, он поймал себя на том, что улыбается. За дальними холмами поднималась дрожащая и яркая утренняя звезда.
III
Старшая сестра прибежала за Космасом.
— Иди скорей в палатку врача… К тебе приехали из штаба…
Космас вскочил и стал надевать китель.
— Знаю, знаю… Девушка, брюнетка, красивая…
Сестра засмеялась.
— Не она. Знаю я твою Янну…
В палатке врача Космаса ждал Леон — в красивой черной фуражке, в новом мундире, в рубашке из английского парашютного шелка, с аккуратно подстриженными усиками и бородкой. Они обнялись и трижды поцеловались.
— Приехал тебя поздравить. Врач, наверно, уже сказал…
— Так это был ты?
— Ну да! Наш начальник штаба видел ее в Генеральном штабе. Она приехала на Национальный конгресс. Выглядит хорошо, жива-здорова.
— И только?
— Приедет! Через несколько дней приедет. Она знает,
Врач куда-то вышел, и они были одни.
— Я специально не пошел в палату. Зайдешь в одну, значит, надо зайти и в остальные. Здесь много раненых из моего полка. А я проездом, и времени у меня в обрез. Вот повидаюсь с тобой — и сразу в путь… О беде твоей мне сообщили тогда сразу. Поскакал я к вам в деревню, но тебя уже увезли. Ну, а если бы и застал, что от меня толку в такой ситуации… Ладно! Что было, то сплыло! Оставим эту грустную тему! Закури и вспомни наши лучшие дни в Афинах.
Леон открыл белый портсигар с хорошими греческими сигаретами и протянул его Космасу.
— Мы еще кофейку выпьем! Знаешь, я так втянулся, жить не могу без кофе. Ординарец, наверное, уже приготовил.
Он подошел к двери и позвал связного. Молодой партизан, веселый, улыбчивый, поставил на стол алюминиевые стаканчики с кофе. На Леона он смотрел восторженно-влюбленным взглядом.
— Эти стаканчики я вожу с собой с первого дня походной жизни, — похвастался Леон.
— А прочие принадлежности? Кофе? Сахар?
— Кое-как перебивались, а теперь и подавно. Среди бела дня заглядываем в Лукавицу, а иногда и подальше. Немцы и цольясы носа не высовывают из казарм.
Космас испытывал приятное головокружение от аромата табака и кофе.
— Хорошо вам живется. Но чего же тогда медлить? Почему наведываетесь в Лукавицу, а не захватите ее насовсем? Сначала Лукавицу, а там, глядишь, и Астипалею!
Леон только пожал плечами.
— Ты ничего не знаешь… Друзья-англичане связали нас по рукам и ногам, шагу не дают ступить, не то что захватить Лукавицу. Силы у нас есть, а воли нету. Слыхал о плане «Ковчег»?
— Нет. Что еще за фрукт?
— Подробностей я не знаю. Военный план и хранится в тайне. Намечают серию крупных военных действий совместными усилиями партизанских и английских соединений. Приказали воздержаться от каких бы то ни было операций и пребывать в боевой готовности…
— Название-то какое символическое, — с улыбкой заметил Космас. — Похоже, что они решили запереть нас в этом ковчеге…
— Ты шутишь, а мы здорово с этим планом влипли. Англичане приковали нас к месту, а сами стягивают все новые и новые силы. Кто знает, против кого они их потом направят? Хитрый план…
— Зачем же мы терпим?
— А разве мы не союзники? Разве мы не подчиняемся союзному штабу? А тут еще и политический вопрос — подписываем соглашения… формируем правительство единства… Правда, число министерских портфелей, которые они готовы нам предоставить, ничтожно мало по сравнению с нашими силами… Не знаю, что тебе сказать. Кое-кто считает, что нужно до конца отстаивать ПЕЕА. Это, конечно, самое справедливое решение, но тут возникает целый ряд проблем, и не посчитаться с ними нельзя. А если посчитаться, то придешь к выводу, что решение, разумеется, справедливое, но повлечет за собой гражданскую войну и почти неизбежное столкновение с иностранными державами. Как видишь, дело тут далеко не простое…