Ночи в шкуре первобытного льва
Шрифт:
Оценив ситуацию, вождь дал знак людям племени к спуску на равнину. Взяв в круг стариков, женщин и детей, ощетинившись копьями, палицами и топорами, племя медленно приступило к спуску от затопляемого снегом и льдом их крова в лощину долины. Всем людям племени было ясно, что пришедшие издалека тяжёлые времена продлятся очень долго, и что если сейчас не последовать за потоком травоядных животных, то рано или поздно всё племя встанет перед фактом голодной смерти.
Чуть только артуки преодолели часть спуска, как новый, ещё более мощный грохот сотряс почву под их ногами. Сделав пол-оборота головы в направление зловещего звука, первобытные люди увидели, как в нескольких сотнях локтей от того места, где они только что находились, на каменную гряду взобралось ледяное голубовато-зелёное чудовище. Высотой оно было в четыре человеческих роста.
–Вперёд, быстрее вперёд! – прокричал вождь, – никому не отставать!
Словно услышав слова сына Зубра, оба смертоносных ледяных языка, подобно всё состригающими на своём пути острым гигантским ножницам, почти одновременно
Тик, следуя вперёд в кругу своих соплеменников, боковым зрением с нескрываемым любопытством наблюдал за далёкими фигурами хищников.
Когда медведи добрались до верхнего основания горы, то к своему разочарованию они оказались на одном уровне со сводом входа в пещеру. Их скоротечные попытки разрыхлить монолит тысячелетнего льда передними лапами оказались грустной и тщетной забавой. Придумать что-либо другое им просто не позволяло время: волки следовали за ними по пятам. Попытка медведей укрыться в покинутой людьми пещере провалилась. Старый пещерный лев, ревущий у них над головами, не вызывал у пары косолапых опасений. Сейчас больше всего они опасались несметного числа голодных серых волков. Прижавшись спинами к каменной гряде, встав на задние и приподняв перед собой передние лапы, зло, исподлобья поглядывая на приближающихся врагов, они приготовились к своей последней битве… Волки обступили их по свободному пространству, оскалились, шерсть на их затылках вздыбилась…
Тик видел издалека, как разлетались в разные стороны серые волчьи тела с перебитыми хребтами и разорванными внутренностями. Но атака следовала за атакой. Волков было слишком много. Вскоре перевес в битве начал склоняться в сторону наседавших серых разбойников. Медведи явно начинали сдавать. В этот самый миг часть стаи отделилась и бросилась к самой вершине каменного холма, где одноглазый, пребывая в приподнятом расположении духа, в гордом одиночестве продолжал своим зычным голосом праздновать успех.
–Этот старый глупец не отступит и не побежит, умрёт на месте. Да и бежать ему поздно и некуда…, – прошептал чуть слышно вслух Тик…
Когда несколько мгновений спустя юноша ещё раз кинул свой взор в сторону гряды с пещерой, то увидел сверху и снизу два серых пятна. Всё было кончено. Бесчисленная стая поглотила и медведей, и пещерного льва, преодолев их сопротивление и, вероятнее всего, сейчас довершала свой кровавый пир, разрывая и растаскивая на куски шкуры и мышцы тех, кто в обычных условиях сам только одним своим появлением наводил на них врождённый панический страх. На какое-то мгновение Тику стало даже жалко храброго одноглазого, не отступавшего перед откровенной смертельной опасностью. Но забивать себе этим голову было совершенно некогда. Надо было упорно двигаться вперёд. Надо было бежать от ледника, постоянно пытающегося поглотить всё живое на своём пути.
По мере того, как люди племени артуков всё дальше и дальше удалялись от своего недавнего жилья, оба языка ледника сближались друг с другом примерно с такой же скоростью и вскоре должны были наглухо закрыть пространство, пока ещё до сих пор разъединяющее их. А так как это свободное между ними пространство являлось, пожалуй, единственным коридором, по которому двигалось, спасаясь от снежных, ледяных ловушек и торосов всё живое, то Тик содрогнулся от одной только мысли, что произойдёт с не успевшими выбраться вовремя на открытое пространство из объятий гигантских ледяных ножниц животными, а может быть и другими людьми, когда эти ножницы с грохотом сомкнутся… Не успел он ещё это толком осмыслить, как за его спиной раздался всепоглощающий грохот и треск. Огромная ледяная ловушка сомкнулась. В месте смыкания, достаточно далеко от себя, он и другие его соплеменники увидели зажатую у основания шеи бурую голову мамонта с огромными кривыми бивнями. Тику даже показалось, что он разглядел большие глаза исполина тундры и лесостепи, в которых в момент безжалостной смерти застыл неподдельный, настоящий животный ужас. Большая лужа горячей крови зверя впитывалась в снежный и ледяной покров, как дождевая вода в иссохшую почву.
Наверное, это был вожак, – вполголоса разговаривал сам с собою Тик.
Он не успел покинуть коридор между льдами. Погубил себя и погубил всё стадо…
Вдруг, совсем рядом, юноша услышал яростное рычание хищников. Тик поднял глаза чуть выше и увидел правее маршрута, по которому шло его племя, бурую шерстяную гору. Этой горой была почти бездыханная туша мамонта. Очевидно, зверь провалился в снежную яму-ловушку и не сумел из неё выбраться. По тому, как была вокруг него взрыхлена снежная масса и притоптан грунт столбовыми ногами других его сородичей, было понятно, что другие слоны неоднократно пытались вызволить из этой ямы своего собрата. Обессиленные долгим переходом, мамонты не смогли оказать ему достойную помощь и ушли, покинув его. Теперь этот некогда могучий исполин стоял до половины тела, если не больше, погружённый в рыхлую снежно-ледяную зыбь и умирал медленной мучительной смертью, всё больше в неё погружаясь, не в силах чего-либо изменить. На его покрытой снегом спине восседали два самых могучих хищника – саблезубый тигр и первобытный лев. Тик видел, что оба они являлись крупными матёрыми самцами. Лев располагался рядом с головой, а саблезубый у конца крупа. Каждый из них уже определил для себя на занимаемом участке тела слона наиболее лакомое место и с наслаждением, выплёвывая из пасти бурую шерсть, питался его мясом и пил кровь. Они посматривали друг на друга сверлящим ненавидящим взором. Но избыток лёгкой добычи сдерживал их врождённую друг против друга смертоносную агрессию. Вдруг тигру показалось, что у льва кусок послаще, и, улучив момент, он прыгнул на своего исконного врага, пытаясь одним махом своих клыков решить исход поединка в свою пользу. Неожиданность нападения принесла тигру определённую выгоду. Он крепко поранил льва чуть ниже шеи, но последний каким-то образом освободился из тигриных объятий и ответил тем, что распорол когтями своему обидчику брюхо. На крупе мамонта завязалась схватка с явно смертельным исходом…
Когда племя уже почти миновало этого мамонта, заживо пожираемого хищниками, в последствие затеявшими смертельную драку, Тик заметил, как из видимого ему слоновьего глаза прокатилась слеза. Тщетно животное из последних сил пыталось хоботом зацепить и сбросить с себя хищников. Все попытки были неудачными. Однако более чем неестественной развязки гибели одной из кошек ждать пришлось недолго. И пришла эта гибель совершенно с другой стороны. Разрезая бело-серую мглу на зов умирающего собрата, совершенно неожиданно у его полупогребённого тела возникла исполинская фигура другого мамонта. Быстро разобравшись в ситуации, слон схватил одну из дерущихся кошек за круп хоботом и, высоко подняв её над собой, с силой бросил себе под ноги. Потом очень быстро пару раз он наступил на тигра в области грудины так, что кости хищника во множестве вылезли сквозь тело, челюсть зверя лопнула, глаза вылезли из орбит и язык вывалился из изуродованной пасти. С саблезубом было покончено. Изрядно пострадавший в схватке с тигром первобытный лев и опешивший от неожиданного появления здорового слона, замешкался на крупе погибающего животного. Когда хищнику, разгорячённое кровью и дракой, сознание вернуло потребность к действию, то было уже поздно. Не успел он спрыгнуть с мамонта, чтобы пуститься в откровенное бегство, как второй мамонт успел зацепить его за хвост, поднять вверх и со всего маху грохнуть льва себе под ноги. Спустя несколько мгновений мёртвый первобытный лев, как две капли воды, был похож на своего извечного врага – саблезубого тигра. Слон, между тем, немного успокоившись, вновь подошёл к своему собрату.
Он неторопливо обнюхал погибающего. Затем он отошёл на несколько шагов назад, набрал ускорение и, сблизившись с погибающим, ударил его в шею одним из бивней, имевшим в отличие от другого достаточно прямую форму. Его шерстяной брат окончательно перестал сопеть и навсегда закрыл глаза, оповещая всех тем самым о конце своих мучений. Здоровый слон вынул из шеи трупа свой бивень, нежно положил ему на голову хобот, немного помедлил и побрёл туда, откуда так внезапно появился. Артуки настороженно и внимательно по ходу наблюдали за всем происходящим…
Под человеческими стопами хрустел недружелюбный холодный снег. Время от времени ступая на припорошенные снежной крошкой ледяные каменья, люди разрезали свою незамысловатую примитивную обувь, раня при этом порезами и кровавыми уколами ноги. Поэтому маршрут, которым вслед за мамонтами, бизонами, зубрами, оленями и другими травоядными шли артуки был, в прямом смысле, прочерчен свежей кровью. Если травоядные, шарахавшиеся во все стороны от запаха крови двуногих, с опаской на полном ходу обгоняли не таких быстрых как они сами людей, то отдельные из хищников, выстроившиеся сменяющейся поочерёдно вереницей и полумесяцем следовали по кровавому следу племени, подогреваемые надеждой, что ктото из двуногих упадет, обессилив замертво. И хотя их надеждам больше не суждено было сбыться, их упорству в настойчивом преследовании возможной жертвы мог бы позавидовать сын Зубра и Рыжий Саблезуб – лучшие из мужчин племени.