Ночная фиалка
Шрифт:
– Я плачу большие деньги не за прогулку по набережной, а за кропотливую напряженную непростую работу. Тебе придется постараться. Если ты не добьешься желаемого, то получишь пулю в лоб, то есть ничего. И она выйдет замуж за этого парня. Если ты сможешь разбить их пару, ты будешь король.
– Грэмми! Грэмми, тебе пора на сцену.
– Сейчас, – отозвался Грэмми, – услышав голос артистического директора Фрола.
– Да, но о ком идет речь? – спросил заинтересованно Грэмми у собеседника.
– Здесь есть один нюанс.
– Какой?
– Разве тебе это важно? – с издевкой спросил Док солидно с разлитыми бархатными нотками в голосе человека,
– Но я должен знать, о ком идет речь, – нервно повысил голос Грэмми, чувствуя в словах собеседника издевку и понимание, что тот почти заглотил брошенную ему наживку.
– Ты прав, – согласился Док. – Прав… Потому что об этом должен знать заранее. Да, есть одно обстоятельство, которое лишит тебя наслаждения, когда ты возьмешь исполнять то, о чем я тебя попрошу… Нюанс заключается в том, что она не красавица. Можно даже сказать, что она страшная, страшилище, уродина. Но я не советую тебе повторять эти слова мне, когда ты захочешь мне их сказать. Да, она страхолюдина, уродина… – сказал со страданием в голосе Док. – Но ты должен понять, что она моя дочь. И в том, что она стала такой, виноват я.
Наступило молчание.
– Ты заколебался? Так да или нет?.. Так тебе нужны деньги или нет?
На поставленный вопрос не последовало ответа.
– Грэмми послышался снова голос артистического директора.
– Иду, иду…
– Тебя ждут…
Грэмми сидел и не решался уйти.
– Ты струсил? – издевательски спросил Док.
– Ничего я не струсил, – с нервом в голосе ответил Грэмми. – Где я могу ее увидеть?
– Здесь в этом клубе. Одна сторона лица ее искажена. Это ожег, шрам…
– Ожег?.. Я ее, кажется, видел.
– Волосы, где коснулся ожег, редкие, не слишком длинные. Когда-то они доходили до поясницы.
– Думаю, я знаю, о ком идет речь, – догадался Грэмми.
– От ее былой красоты остались одни глаза – фиалки. В этих глазах застыла боль от пережитого. На нее трудно смотреть. Она сама захотела пойти по клубам, чтобы стать такой, какой она хочет стать и раздарить свое тело всем тем, кто захочет ее принять. И тут она встретила этого парня.
– Ночная Фиалка? Это она… – Сейчас она в клубе? – спросил Грэмми.
Док посмотрел на часы. Они показывали семь часов вечера.
– Примерно в это время они приходят в клуб, – сказал Док.
– Мне пора на сцену… – сказал Грэмми и поднялся с места.
– Так что ты мне теперь скажешь? Ты согласен?
– Нет.
– У тебя нет выбора, – сказал Док так, словно все решил за Грэмми.
– Мне нужно подумать.
– Я знаю, тебе нужны деньги. Они всем нужны… И я могу тебе их дать.
Грэмми. Поморщился. Ему явно не хотелось браться за это хлопотное дело и связывать себя обещаниями.
– Грэмми!.. Ну, где ты там? – послышалось снова за кулисами.
– Иду, – крикнул Грэмми. – Мне на сцену, – сказал он Доку и пошел по коридору.
Док остался сидеть за столом один.
– Щенок… – подумал вслух Док. – Такое предложение могло обрадовать кого угодно.
– Как дела, Док?.. – послышалось рядом.
Док повернул голову, поднял глаза. Перед ним стоял Сэм.
– Ты договорился с ним, Док?
– Он мне ничего не ответил.
– Мой человек подходит тебе? – спросил Сэм.
– Подходит, но я не заметил, что он хочет взяться за мое дело.
– Это я возьму на себя.
– Он колеблется… Ему нужно, видите ли, подумать…
– Не
– Пожалуй, ты его поторопи, Сэм. У меня нет времени ждать.
– Сделаем Док. Он вернется к твоему столику.
Грэмми вышел на сцену, залитую огнями софитов. Он пытался в зале увидеть ту, о которой ему только что говорили. Нет, в полумгле зала он не мог ничего рассмотреть. Начала звучать музыка, которая постепенно исподволь заполняла весь зал. Он входил в ее вибрацию, увлекательную силу и отключился от всего внешнего. Для него теперь существовала только музыка, его переживания и слова, которые растворились в нем, просили выхода и заставляли петь. Он пел, растворял свои чувства в песне. И в какой-то момент почувствовал, что зал принадлежит ему. Сотни глаз смотрели на него из темноты. Он чувствовал себя королем, волшебником, повелителем душ и бьющихся сердец. Он ощущал сигналы восхищения, которые шли из зала. Они пробивались к нему сквозь музыку, сквозь образ, в котором он находился. Как только он закончил исполнять свою песню «Мой Орфей», зал принялся аплодировать. Он спел еще несколько танцевальных песен и с поклонами покинул сцену. В состоянии эйфории он шел в гримерку, чтобы переодеться к следующему выходу. В коридоре его встретил Сэм. Обычно он протягивал руку и с похвалой похлопывал его по плечу. «Молодец, парень, – говорил он, – ты хорошо делаешь свое дело». Грэмми улыбался, надеясь и в этот раз услышать эти слова. Улыбка не сходила с его губ. Но в этот раз Сэм почему-то смотрел на него хмуро.
– Сегодня ты что-то не очень спел, – сказал он недовольно.
– Как всегда, – ответил Грэмми.
– И с репертуаром нужно что-то делать. Где новые песни?
– У меня нет денег, чтобы записать новые композиции.
– У ворот клуба стоят в очередь музыканты, которые хотят работать в моем клубе. И они не говорят мне, что у них нет денег на записи хитов, – с раздражением сказал Сэм.
– Что случилось, Сэм, еще два дня назад, ты называл меня лучшей лошадкой в своей конюшне. Ты хвалил меня.
– Ничего, парень, но мне нужно, чтобы ты делал это еще лучше. На одних наркотиках и алкоголе далеко не уедешь. Нужен драйв. Хочу напомнить тебе, что весь твой антураж: квартира в центре города, машина люкс, костюмы – куплено на мои деньги. К тому же, тебе еще за кредиты рассчитываться нужно.
– Откуда ты знаешь о кредитах?
– Скажешь, что это не так?
– Так.
– За все нужно платить, мальчик.
– Я плачу.
– Слышал, у тебя появился новый заказчик?
– Да.
– Я этому человеку кое-чем обязан. Если ты откажешься ему помогать, я буду вынужден выкинуть тебя из клуба, как котенка, к чертовой бабушке.
«Вот в чем все дело», – подумал Грэмми. Теперь уже нахмурился он. Это все меняло дело. Последние интонации Сэма, говорили о том, что церемониться с ним никто не будет. Грэмми опустил голову и выглядел раздавленным. Громила Гром за спиной Сэма улыбался той улыбкой, которая говорила, что он выкинет Игоря из клуба лично, без всяких сожалений и с удовольствием. Между ними давно сложились такие симпатии, когда один ненавидел другого, а тот платил ему тем же. «Уж этот-то постарается», – подумал Грэмми. Еще несколько минут назад он пребывал на вершине Олимпа, чувствовал себя, как царь и бог. Он совсем забыл о том предложении, которое ему сделали. Он выкинул его из головы. Теперь ему придется думать об этом, потому что об него только что вытерли ноги.