Ночная гостья
Шрифт:
— Ничего, что я так бесцеремонно? — весело спросила она хозяина.
— Чувствуй себя как дома, — ответил он, разливая по чашкам чай.
Джина с наслаждением глотнула горячий ароматный напиток, зажмурившись от удовольствия. Она и впрямь почувствовала себя дома.
Уютно, привычно, уверенно. А когда открыла глаза, увидела улыбающееся лицо Гарри.
— Щенки без ума от тебя, — сказал он неожиданно. — Везунчики.
— Почему ты так думаешь?
— Видел я, как ты с ними нянчишься.
— А с ними по-другому и невозможно, они такие неженки.
— Неженки-то неженки, но они слишком
— Это оборотная сторона любой радости, любых отношений, — рассудила Джина.
— Отношений, которых ты сознательно избегаешь, — вставил Гарри.
— Мы говорили на эту тему весь вечер. Все, что я могла сказать на сей счет, будь уверен, уже сказала. Не начинай заново, Гарри, — сдержанно попросила его Джина.
Допив чай в полном молчании, она поставила чашку на кофейный столик и поднялась с дивана.
— Уже? — поднял на нее изумленные глаза Гарри.
— Да, пойду одеваться. Вызову такси и поеду домой. Щенки сыты. В приют ты доставишь их и без моей помощи.
— Мы попрощаемся и ты уедешь? — недоумевая, спросил он.
— Да… А как же?
— Уедешь из Йоркшира? — уточнил Гарри.
— И этот вопрос мы тоже уже обсудили, — напомнила она.
— Ты действительно этого хочешь?
— Гарри, прошу тебя…
— Ты объяснила мне только то, почему тебе приходится ехать в Лондон. Но я так и не услышал в твоих словах горячего желания уезжать.
— В моем случае необходимость, возможность и желание удачно совпали. А радости в моих словах ты не расслышал по той простой причине, что я просто устала и мысли мои заняты сборами, — терпеливо разъяснила она.
— Не верю я тебе, Джина, — безапелляционно возразил Гарри и резко добавил: — Не верю ни единому твоему слову, когда ты так спокойно говоришь об отъезде. Я слышу только доводы безысходности. В твоей аргументации столько здравого смысла и ни капли истинного рвения, которое должно сопутствовать столь серьезным переменам. Я докопаюсь до истинных причин твоего поступка, — предупредил он.
— Поступай как знаешь, — спокойно произнесла она. — А я буду делать, как мне велит мое сердце.
— Я с каждой минутой все более и более убеждаюсь, что ты будешь несчастна в Лондоне, — подытожил Гарри.
— А я понимаю все эти наши разговоры так, что ты, преследуя какие-то цели, стараешься меня в этом уверить, — шутливо заметила Джина. — А это не вполне по-дружески, особенно учитывая, что ты сам пытался уверить меня в том, что мы не просто бывшие коллеги, но и друзья.
— Значит, ты предпочитаешь друзей, которые безоговорочно поддерживают тебя во всех твоих безумствах? — нахмурился Гарри.
— Если оглядываться на мою жизнь, то не так уж много в ней было этих самых безумств… А жаль, — насмешливо проговорила Джина. — В твоем-то прошлом, насколько я могу судить, безумств было предостаточно.
— Это точно, — согласился Гарри.
— И если бы не проблемы со здоровьем у твоего отца, они бы продолжались и по сию пору, — предположила она.
— Не исключено.
— Поэтому не стоит тебе так уж рьяно радеть за мое благополучие. Нас свели обстоятельства, которых могло и не быть. И ты мне не друг, не доверенное лицо. Ты — сын моего начальника.
— Бывшего начальника, — уточнил Гарри.
— Вот именно, бывшего… И ты отличный, насколько я могла заметить, профессионал, приятный в общении человек, чрезвычайно привлекательный мужчина…
— Очень приятно слышать это из твоих уст, — очень серьезно отозвался он.
— …но нас ровным счетом ничего не связывает, — договорила Джина.
— Я был уверен, что последует какое-нибудь «но», — удрученно произнес Гарри.
— Что делать, так всегда бывает, — пожала плечами она.
— Не всегда. Иногда достаточно сосредоточиться на положительных моментах, чтобы не замечать несущественные заковырки… Ты сказала, что я привлекательный мужчина. Ты основываешь этот вывод на распространенном мнении или же вложила свое собственное отношение? — въедливо поинтересовался Гарри.
— И то и другое, — неопределенно ответила Джина.
— Ты мне прямо ответь, нравлюсь я тебе как мужчина?
— И как мужчина тоже.
— Что это значит? — допытывался он.
— И как мужчина, и как человек, и как коллега… Мне было очень приятно работать с тобой весь этот год, — сказала она.
— Я думал, этап дежурной вежливости в наших отношениях мы уже миновали, — недовольно поморщился он.
— А чего ты от меня хочешь, Гарри? Откровенных признаний? В чем? — прямо спросила его Джина.
— Я не самовлюбленный болван, который жаждет женского обожания, как ты могла обо мне подумать! — раздраженно бросил Гарри.
— Но я никогда этого не говорила. Я отношусь к тебе с искренним уважением.
— Знаешь, Джина, в офисе ты всем всегда казалась холодной и неприступной женщиной. Ты принципиально обходила в разговорах тему личной жизни, никогда не нагружала других своими проблемами и заботами. Мой отец обожает тебя не только за твой высокий профессионализм, но, в первую очередь, за глубокий ум и ровный характер. Сколько я тебя помню, ты никогда не позволяла себе эмоциональных вспышек, даже когда имела на это формальное право. Ты имеешь необыкновенную способность улаживать все конфликты еще на стадии их возникновения. И я знаю людей, которые считают тебя фанатичной труженицей, отказывая тебе во всевозможных женских слабостях. Я бы не рискнул рассказать тебе о своем браке с Анной, если бы не был убежден в обратном. Мне кажется, ты настолько цельный человек, что не нуждаешься в общественном одобрении своего образа жизни. И женская чувственность твоя не подавлена, как считают многие. Она в самом развитии. Но ты отличаешься от прочих женщин, которых я знаю, тем, что тебе нужно много больше, чем им, для того, чтобы открыть себя другому человеку. Я прав?
— Ты наговорил мне столько приятностей, дал столько лестных характеристик, что мне сложно с тобой не согласиться, — рассмеялась Джина. — Меня и впрямь все в офисе считали сухарем? — спросила она.
— Все, кроме отца и меня, — ответил Гарри.
— И какие же у вас были основания думать иначе?
— Чутье, — коротко объявил мужчина.
— А если ты ошибаешься, и я именно тот сухарь, какой меня все видят? — осведомилась она.
— Я не ошибаюсь. Не забывай, я видел тебя в одной футболке на полу подсобки, кормящей щенят, — многозначительно произнес хозяин дома.