Ночная гостья
Шрифт:
— Вот именно! — подхватил Гарри. — Я был влюблен, как дурак. Анна, так звали девушку, с которой я встречался. Мы надавали друг другу столько обещаний, ты и представить себе не можешь. Мы держались друг за друга, ну, просто не разорвать… Прошел год. Отличный, скажу я тебе, год. Все! Где тот пыл, где те чувства? Даже вспоминать смешно. Пресытился. Понимаешь?
— И Анна? — с сомнением спросила Джина.
— С Анной все было сложнее. Она уверяла, что продолжает любить. А через некоторое время сказала, что у нее рак, жить ей осталось немного и прожить это время она хочет с любимым. Мы поженились.
— Я и не знала, — растроганно прошептала Джина.
— А после свадьбы я узнал от ее подружки, что все это туфта. Подружка любила выпить и поболтать. Так все и выяснилось.
— И что ты сделал? — сочувственно спросила Джина.
— Вещи собрал… Она пошла в ванную и перерезала себе запястья… Снова месяцы слез и уговоров, эмоционального шантажа, угроз новых попыток самоубийства, обвинений, — бурно ответил Гарри.
— А ты?
— Ушел, развелся, поставил точку. Дураку ясно, что с таким человеком жить невозможно.
— Да, но как на это отреагировала она?
— В своей манере. Когда развод был официально оформлен, она демонстративно передала мне все ценности, деньги, до последнего пенни, а потом стала поливать грязью мое имя, сочиняя всяческие небылицы и потчуя ими любителей сплетен.
— А вдруг Анна была просто психически больна? — предположила Джина.
— Психически неуравновешенна — может быть, но не больна — это точно. Я и жениться-то на ней быстро раздумал потому, что заметил, как виртуозно она использует свои женские слабости, чтобы манипулировать людьми. Я принципиально не позволяю собой манипулировать, но она изобрела эту историю с раком, и я сдался. Никак не мог предположить, что красивая молодая женщина может быть таким циничным чудовищем, — категорически объявил Гарри.
— Мне все-таки кажется, что это болезнь, — тихо повторила свое предположение Джина. — Я, конечно, не специалист по психическим отклонениям, но думаю, ею двигали не цинизм или расчетливость, и не желание подчинить себе человека. Что-то у нее в душе было, видно, не ладно, — задумчиво произнесла она.
Гарри не стал спорить, а лишь предложил, непритворно тяжело вздохнув:
— Давай по чашечке кофе.
Джина согласилась и в задумчивости опустилась обратно на диван.
— Ты, наверное, сидишь там сейчас и думаешь, что из-за случая с Анной я и сам скатился до циника и огульно считаю всех женщин недостойными любви и уважительного отношения? — крикнул он из кухни.
— Вовсе я так не думаю, — солгала Джина.
— Это не так. Я понимаю, что тогда сам был отчасти виноват, поторопившись с выводами. Я был молод, в людях совершенно не разбирался, за что и поплатился. Зато теперь стал более разборчив, когда дело касается доверительных отношений. Поверь, историю своей жизни я рассказываю не каждой своей гостье. Знают о той стародавней истории от силы два-три человека, теперь еще и ты.
Джина молча слушала его откровения. Гарри появился с кофе, поставил поднос на журнальный столик.
— Верю ли я теперь в любовь? — спросил он сам себя. — Так, как верил тогда, нет. Чтобы ответить на этот вопрос положительно, мне нужно, прежде всего, определить для себя, что такое любовь. А пока я этого не сделаю, мне достаточно приятного физического заменителя, то есть секса.
— А я верю в любовь, — чистосердечно призналась Джина.
— Тогда скажи мне, что такое любовь? Ответь конкретно: любовь между мужчиной и женщиной — что это?
— Желание быть вместе до конца жизни, — робко произнесла она.
— В этом есть какая-то обреченность, ты не находишь? — поморщившись, спросил он.
— Любовь — это когда не замечаешь досадных мелочей и всегда помнишь, почему ты с этим человеком.
— Ты говорила, что дружба проверяется обстоятельствами и временем, — напомнил ей Гарри. — А известен тебе непосредственный и безошибочный признак любви? Как не спутать это чувство со страстью, с дружбой, с уважением, с простым интересом?
— Нет, — честно призналась девушка.
— И как же ты сама будешь ориентироваться?
— Сердце подскажет, — пробормотала Джина.
— О, на сердце рассчитывать не советую, — авторитетно заявил Гарри. — Оно подскажет, а потом само же и будет мучиться.
— И что же делать? — растерянно спросила она.
— Жить! — коротко ответил ей Гарри, попивая кофе.
— Вот поэтому я и еду в Лондон! — резюмировала Джина.
— Оставь мне свой адрес, бедняжка.
— Дай блокнот.
Гарри прошелся до кабинета и вернулся с блокнотом и ручкой.
— С виновником своего отъезда ты уже попрощалась? — поинтересовался он, когда Джина принялась записывать адрес. — Не забудь телефон записать.
— У тебя есть номер моего мобильного, — отозвалась она.
— Да, верно… Так что с тем парнем? — напомнил он ей свой вопрос.
Джина подняла на него блестящие глаза и тотчас опустила.
— Беспокойно мне что-то за тебя, Джина, — проговорил Гарри. — Лондон не лечит разбитые сердца. Ты должна это понимать. А усугубить боль может. Такой резкий скачок из тихой провинции в средоточие жизни…
— Гарри, я взрослый человек. Мне тридцать два года. Это у подростка может снести крышу от таких перемен. Не у меня, — возразила Джина, посмотрев на свои новые часики.
— Я понял… Ты намекаешь на то, что тебе давно пора быть дома, — сказал он, принимая у нее из рук блокнот.
— Я собиралась вызвать такси, — смущенно проговорила женщина.
— Да, я помню, ты говорила, — невзначай заметил он и улыбнулся.
Джина испытывала странную неловкость.
— Хотя я вполне мог бы подбросить тебя, — предложил Гарри, помедлив.
— Мы оба немало выпили, — напомнила ему гостья.
— Да что там. Всего лишь легкое вино.
Джина ощущала тяжесть насыщения и как-то вдруг накатившую усталость. Без лишних обсуждений она приняла его предложение.