Ночная кукушка
Шрифт:
Я всё время ходила голодная. И не только потому, что мой организм рос, и ему требовалась еда в качестве строительного материала, а потому что дома меня практически не кормили.
В те дни, когда я посещала детский сад, я питалась только там. А если вечером голод слишком сильно одолевал меня, то мать давала мне головку репчатого лука, как в каком-нибудь средневековье. Другими блюдами меня не баловали.
В отличие от остальных детей я не пробовала ни шоколада, ни конфет, ни иных сластей. А в те дни, когда я не ходила в детский сад, мой рацион был крайне скуден. Утром чашка чая или кофе и один бутерброд с сыром или колбасой без масла. На обед –
– Мясо полагается только папе, потому что он – мужчина. Сладкое – Линулинке, потому что она маленькая.
Маме, по-видимому, полагалось и то, и другое, а мне – ничего. Всю жизнь меня держали на голодной пайке, и я всегда была настолько худой, что мои рёбра можно было легко пересчитать без рентгена.
Да, ещё следует добавить, что чай и кофе наливались мне настолько слабыми, что до двадцати лет я была уверена, что кофе – напиток жёлтого цвета, а не коричневого.
К тому же у мамы была некая причуда в отношении еды. В хлебе она всегда ела только горбушки. Обычные ломти хлеба она ела только после того, как съедала все корочки. Причём никто не спрашивал ни меня, ни Лину, хотим ли мы съесть горбушку. Это был императивный запрет, за нарушение которого наказывали. Естественно, только меня.
Даже если из хлеба оставалась только горбушка, то это означало, что все должны есть суп без хлеба, так как горбушка полагалась маме.
Хотя, признаться, меня задевала подобная дискриминация, так как когда я ходила в детский сад, там горбушки полагались лишь дежурным, что было неким поощрением их труда. К тому же корочку хлеба было гораздо удобней натирать чесноком, чтобы придать хоть какой-то аромат нашей скромной трапезе. Поэтому для меня получение горбушки означало определённое признание заслуг. Но только дома у нас никакой системы поощрений не существовало. Лишь наказания.
Ещё исключительным блюдом мамы был творог и все молочные продукты. Никому из нас не разрешалось их есть. Мама объясняла это следующим образом:
– Когда я вас рожала, то потеряла много зубов. И теперь мне нужно восстанавливать кальций, который я потратила на вас.
И хотя произносимая фраза и не была адресована персонально мне, но произносилась она всегда в отсутствие Лины. Вероятно, чтобы подчеркнуть мою вину. И поскольку это твердилось мне постоянно, я действительно чувствовала себя виноватой, словно самолично вырвала у родной матери часть зубов.
И хотя мне ужасно хотелось хоть раз попробовать творог, я старалась пресекать эти желания и постоянно твердила себе, что это – моё наказание за то, что из-за меня теперь у мамы во рту стоят коронки.
И только когда я сама забеременела, то поняла, какую чушь внушала мне родная мать. Родив двоих детей, я не потеряла ни одного зуба, потому что правильное питание и витамины могут предотвратить появление многих проблем. И кто, спрашивается, мешал моей матери в период беременности есть творог и пить витамины? Думаю, только собственная безалаберность, за которую расплачиваться отчего-то приходилось мне.
Однажды, когда я училась в восьмом классе, на уроке труда мы проходили тему, посвящённую еде и калориям. Учительница продемонстрировала нам таблицу калорий и велела посчитать свой дневной рацион. Нужно было записать в тетрадке всё, что мы съели за день и, соответственно, учесть все калории. А выполненную работу следовало сдать ей на проверку. И, признаться, это задание поставило меня в тупик.
Сначала я честно перечислила в тетради всё то, что съела накануне, и сложила килокалории. Получилось около девятисот. Однако перед выполнением задания учительница предупредила нас, что правильный ответ должен находиться в промежутке между двумя и тремя тысячами килокалорий.
Тогда я стала интересоваться у других девчонок, что вышло у них. И, как назло, абсолютно все укладывались в указанные учительницей рамки. Такого нищенского рациона, как у меня, не было ни у кого.
И тогда я решила пойти на хитрость. Я пополнила свой вчерашний обед якобы съеденной котлетой, а на ужин добавила сосиску. И тогда количество потреблённых килокалорий выросло почти до полутора тысяч.
И хотя эта цифра тоже была меньше требуемой, но врать сильнее мне не позволила совесть. Поэтому я сдала работу в таком виде. И когда на следующем уроке учительница возвращала проверенные работы, то абсолютно все получили за них пятёрки, и только я – четвёрку. И чтобы выяснить причину этого, я подошла после урока к учительнице.
– Света, я просила честно перечислить все продукты, которые были съедены за день, – сказала учительница, глядя через очки на мою работу. – Но твой рацион выглядел чересчур скудно. Девочка твоего возраста не должна есть так мало! Думаю, ты просто забыла указать некоторые продукты. Поэтому я и поставила тебе «четыре».
Да, я действительно солгала в своей работе. Но только не в меньшую сторону, как подумала учительница, а в большую. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала об истинном положении дел? Наверное, не поверила бы, как и все остальные. Люди вообще не хотят иметь никакого отношения к чужим бедам, стараясь любым способом абстрагироваться от них, даже если для этого приходится прибегать к самообману.
Я же не стала спорить с учительницей, а лишь убрала свою тетрадь в сумку и пошла на другой урок, так как на душе у меня и без того было мерзко.
Я была такой тощей, что вся одежда висела на мне как на вешалке. Девчонки постоянно твердили мне об этом, но мне не хотелось этого видеть. И лишь сейчас, глядя на свои детские фотоснимки, я вижу то, что видели они. Я реально была тощей: торчащие ключицы, руки и ноги как палки. А когда в школе измеряли наш вес, меньше меня весила лишь одна девочка, у которой был официальный диагноз «дистрофия 2 степени». Пожалуй, только родители не замечали моей нездоровой худобы.
Подобное отношение ко мне родителей невольно вызывало мысли, что я им не родная дочь, и именно поэтому они относятся ко мне как к нелюбимой падчерице. И если бы это было действительно так, то, безусловно, всё бы легко объяснялось. Но, к огромному сожалению, эти мысли не имели под собой никаких фактических оснований. В том, что я – кровь от крови их, плоть от плоти их, не приходилось сомневаться ни секунду просто потому, что внешне я очень сильно похожа на мать. В то же время вьющиеся волосы у меня от отца. К тому же по темпераменту я – копия отца. Например, он и пяти минут не может спокойно посидеть на месте. Ему нужно постоянно что-то делать руками. Поэтому он всегда что-то мастерит. И я тоже не могу сидеть без дела даже перед телевизором. Всё время что-то делаю. Готовлю, шью, глажу, – всё что угодно, лишь бы руки были заняты. Как и отец, я общительная и легко завожу новые знакомства. Ну и главное, что объединяет нас, это – бесстрашие. И если отец реализовал себя в профессиональном смысле, став пожарным, то я предпочла заниматься экстремальными видами спорта, в отличие от матери и сестры, для которых любимым времяпрепровождением является просмотр «Дома-2».