Ночная охота
Шрифт:
Антон обнимал Золу, гладил по крашеным, жестким, как проволока, золотистым волосам, забывал про дела, про Антарктиду, про все на свете.
Только не про Слезу.
Это еще раз подтверждало, сколь вместительно и не вполне чистоплотно понятие «любовь». Особенно когда в одном случае к нему примешивается жалость, в другом — сомнение и страх.
— Так что ты вычитал в библиотеке, сынок? — повторила Зола. — Расскажи. Я когда-то тоже любила читать. А сейчас люблю, когда читают другие, а мне рассказывают…
— Ничего, —
Указ вступил в действие. По радио с утра до ночи говорили о реинсталляции. Тираж «Демократии» расходился до последнего экземпляра. Уже был учрежден «Рекульт-банк» с уставным капиталом в миллиард форинтов, вице-президентом которого был избран Антон. Акционерное общество открытого типа «Инстал», в совете директоров которого опять-таки заседал Антон, планировало выпуск акций и облигаций на многие миллиарды форинтов.
Вопреки ожиданиям Антона, фермеры не спешили везти на городские рынки овощи и фрукты, продавать их за крепчающие благодаря реинсталляции, как уверяли Антона финансисты, форинты провинции «Низменность-VI, Раnnоnia». В городе было голодновато.
В правительственном квартале действовала система особого снабжения. Антон не понимал, откуда берутся качественные продукты и напитки, получаемые им и Золой по продовольственным аттестатам членов правительства. Таких не было даже в центральном супермаркете, где покупали продукты предприниматели и бандиты.
«Если их делают в провинции, — сказал Антон, — разве нельзя запустить рыночный механизм, увеличить производительность труда, чтобы продукты и напитки были во всех магазинах города?»
«Дурак, — ответила Зола, — в провинции всего три продовольственных спеццеха, они и так еле дышат. Остальное нам присылают из центра. Каждый месяц приходит бронированный поезд. Гвидо составляет заказ, передает через компьютерную сеть или по ВЧ, Вообще-то твоя подчиненная может объяснить лучше. Она отвечает здесь за электронику. Второй человек после капитана. А может, и первый. Ты с ней поласковее, Антоша, чтобы она не настучала на нас в центр за эту твою… реинсталляцию».
Прямолинейным, грубым, но ясным умом Зола верно схватывала суть.
Антон промолчал.
Неладное творилось и на заводах. Вместо того чтобы в поте лица производить сверхплановую продукцию, без посредников реализовывать ее за твердеющие форинты, рабочие взялись выставлять бесконечные, совершенно невыполнимые требования. Они собирались в цехах толпами, избирали какие-то «комитеты прямого действия» — компряды — скандировали: «Вся власть компрядам!», грозились двинуться мирным шествием на правительственный квартал, чтобы вытряхнуть из нагретых кресел зажравшихся гос- и партаппаратчиков, кровопийц-банкиров и бандитов-мафиози.
Правительство ставило против них войска, однако применять оружие пока запрещалось. Солдаты не верили своим ушам, открыто поговаривали об измене в высших эшелонах власти. Солдаты всегда жили тем, что грабили убитых, торговали заложниками, тащили что можно из квартир и домов, когда проводились масштабные акции по вытеснению бандформирований из городов и укрепсельхозрайонов. В ответ на запрещение стрелять солдаты потребовали погасить задолженность по зарплате. Естественно, денег на это в бюджете провинции не было.
Одним из пунктов указа о справедливости существенно облегчался доступ в черту города. Туда стала просачиваться разрозненная вооруженная шпана, прежде отсиживающаяся в глухих лесах, промышлявшая случайными грабежами и охотой на радиоактивных змей. Средь бела дня загремели выстрелы, запылали коммерческие ларьки. Особенно худо пришлось так называемым «ходячим ларькам», то есть людям, надевавшим на себя деревянный короб с товаром и отправлявшимся с торчащей из короба головой в железной каске на поиски потенциальных покупателей. Этих постоянно находили в разграбленных коробах, как в гробах. Хоронить их было хорошо и просто, поэтому никто особого шума не поднимал.
Антон, однако, уверял себя и членов правительства, что временные минусы политики реинсталляции с лихвой искупаются плюсами, а именно — пробуждением в народе интереса к жизни.
Интерес к жизни в народе просыпался столь интенсивно, что в редакцию газеты «Демократия» пришло письмо от читателя. «Кто придумал этот рестоляций, — писал назвавшийся Владеяром читатель, — того мало за яйца прибить гвоздями к забору!» Никто из сотрудников редакции не помнил, чтобы читатели присылали письма. Луи попросил у Антона прибавки к жалованью, поскольку теперь ему в дополнение к своим многочисленным обязанностям придется заниматься еще и письмами.
Докладывая на заседании кабинета министров, Антон заверил присутствовавших, что грязная пена скоро схлынет, начнется не просто улучшение, а сказочное преображение жизни провинции. Конявичус поинтересовался, из чего платить солдатам? Николай высказал соображение, что таким славным ребятам, как литовцы, жалованье ни к чему, сладкий воздух реинсталляции должен быть им милее презренных форинтов.
С того заседания минула неделя, однако грязная кровавая пена не только не схлынула, но стала еще пенистее, грязнее, кровавее.
— Как же так, ничего не вычитал? — удивилась Зола. — Там столько разных книг.
— Где столько разных книг? — разозлился Антон.
— В библиотеке.
— Я не могу туда попасть! — закричал Антон. — У меня нет допуска в компьютер! Только если придет разрешение из центра!
— Что же твоя подружка? Ей пальцем пошевелить, и…
— Не шевелит, — сказал Антон. — Я давно ее не видел.
— Значит, ты плохо шевелишь своим… пальцем, — усмехнулась Зола.
«Неужели… ревнует?» — с трудом вспомнил редкое слово Антон.