Ночное солнце
Шрифт:
Всю эту длинную речь могла бы легко заменить известная пословица: «По одежке встречают, по уму провожают».
Но сказать так Нина конечно же не могла, это было бы слишком просто.
И однажды наступил день, когда Петр, немного волнуясь, привел Нину в свой дом.
Невидимый, но эффективный «дворовый телефон» но прошел, разумеется, мимо такого события. Казалось бы, кому какое дело, что Нина, у которой он бывал едва ли не каждый вечер, на этот раз зашла к нему? Оказывается, есть дело. И когда они пересекали двор, не одна пара любопытных глаз следила за ними из окон.
Был воскресный
Обед готовили всей семьей. Вернее, готовили Петр и Ленка. Она особенно переживала предстоящее событие, без конца задавая брату дурацкие и нескромные, по его мнению, вопросы, из которых «А вы поженитесь?» был самым тактичным.
Трудность заключалась в том, что Ленкиному поварскому искусству, вполне удовлетворявшему нетребовательный вкус мужской части семьи, предстояло держать экзамен перед куда более строгим судьей. Нина слыла избалованной, а ее бабушка замечательной стряпухой. Мысль о том, что бы Ленка ни приготовила, Нина наверняка все будет хвалить, почему-то никому не пришла в голову.
Нина Илье Сергеевичу понравилась. Она держалась просто и естественно. Не робела и не была развязной. Не болтала, но на вопросы отвечала охотно, глядя ему прямо в глаза. Хорошо разбиравшийся в людях, он, конечно, почувствовал ее внутреннее напряжение, но Нина храбро преодолевала его. Она не старалась представить себя лучше, чем есть. Она больше заботилась о том, чтоб отец Петра чувствовал ее искренность, даже если что-либо не всегда говорило в ее пользу. Илье Сергеевичу не стоило большого труда незаметно выяснить в разговоре Нинины взгляды на жизнь, ее мечты, заботы, планы.
Он порадовался тому, что, поставленная в условия, в которых так легко было бы потерять чувство меры в самооценке, разлениться, стать капризной, недоброжелательной, она сохранила чистоту, трезвость мыслей… Конечно, была Нина и избалована и привычна ко многому, на что ее возраст пока не давал ей права. Но, в конце концов, и он, Илья Сергеевич, не вправе предъявлять к кому-либо невозможных требований.
Что касается Ленки, то ее Нина покорила окончательно. Во-первых, тем, что похвалила обед. Чувствовалось, что она не притворяется. Быть может, закормленная бабушкиными кулинарными деликатесами, Нина оценила «простой, человеческий», как выразился потом Петр, обед. А может быть, в этом доме ничто не могло Нине не понравиться. Во-вторых, она обожала фигурное катание, увы, лишь как болельщица; сама она на каток ходила редко. Узнав, что Ленка имеет взрослый разряд по фигурному катанию и вместе с партнером выиграла первенство области, Нина пришла в восторг и обрушила на Ленку массу вопросов.
— Какая же она умная! — восхищалась потом Ленка. — И все понимает. И все хочет знать. Ты видел, как она слушала! Ей все интересно, не то что тебе — никогда не интересуешься делами сестры. И что она в тебе нашла? — Ленка горестно вздыхала. — Бедняжка. Каково ей будет, когда она тебя раскусит наконец.
Но Петр не обижался. Он был так счастлив впечатлением, произведенным Ниной на отца и сестру, что никакие Ленкины уколы не могли уязвить его.
Правда, с этого времени Ленка без конца приставала к нему с расспросами о Нине, ее делах, ее жизни, требовала, чтобы он снова привел ее.
— Хорошая девочка, — только и сказал отец, но в его устах это была не пустая похвала. Это значило, что Нина принята. Петр знал, что никакие силы не заставили бы отца положительно оценить Нину, если б он действительно так не думал.
Он бы просто сказал: «никчемная», или «пустая», или «нестоящая девочка». Может, добавил бы: «Извини, Петр». И все. Он бы не запретил с ней встречаться, не стал давать советы, он высказал бы свое отношение. Но если б это отношение было отрицательным, Петр просто не знал бы, что делать. И наверное, рано или поздно они бы с Ниной расстались. Авторитет отца был для Петра непререкаем.
А конец года меж тем приближался. Шли контрольные. Они вызывали озабоченность. Ни на что не хватало времени. Радовало лишь то, что готовились они вместе.
Зато пришло и огорчение. Нинины родители сообщили, что приезжают на два месяца в отпуск и проведут его вместе с дочерью частично на юге, частично в Москве.
Предстояла их первая разлука…
Глава VI
Гвардии рядовой второго года службы Золотцев был образцом десантника. Быстрее всех проходил полосу препятствий, отлично стрелял, имел разряды по нескольким видам спорта, совершил десятка два прыжков.
Смелый, пожалуй, даже лихой парень, он первым вызывался идти на любое задание, ничего не боялся, море ему было по колено. Вот это и был, пожалуй, главный его недостаток: «лихость, переходящая в глупость», как неодобрительно говорил сержант Рудой, командир отделения.
— Так точно, товарищ гвардии сержант. — И Золотцев с особым шиком вскидывал руку к берету. — Только уж лучше так, чем глупость, которая переходит в лихость.
Сержант подозрительно смотрел на Золотцева, стараясь определить, не содержат ли его слова непочтительного намека, но встречал лишь ясный, открытый взгляд голубых глаз.
— Койку получше заправьте, — говорил он на всякий случай и удалялся.
— Есть, заправить койку получше! — громогласно неслось ему вслед.
Золотцев был глубоко убежден, что на войне ему б цены не было, что он был бы замечательным разведчиком. Книги о фронтовых разведчиках были его настольными книгами.
— Да пойми ты, — втолковывал ему все тот же сержант Рудой, упорно пытавшийся перевоспитать своего упрямого подчиненного, — десантнику прежде всего хитрость нужна, терпение, сообразительность, а потом уже смелость и сила.
Этот бесплодный спор, в котором позиции обоих оппонентов можно было подвергнуть одинаково основательной критике, длился давно. И каждый из спорщиков в меру сил старался на фактах доказать свою правоту. На учениях, во время выходов, даже просто на тактических занятиях сержант пытался перехитрить Золотцева, тот в свою очередь посрамлял Рудого каким-нибудь смелым и совершенно неожиданным решением. Командир взвода объяснял им, что вместо того, чтобы искать, какое качество для разведчика важнее, лучше воспитывать их в себе все. Но соревнование поощрял, логично рассуждая: пусть учатся друг у друга.