Ночное солнце
Шрифт:
— С ним, наверное, всем хорошо, — после паузы сказала Рута.
В голосе ее Петру послышалась странная грусть.
— Еще бы! — воскликнул он. — Вы знаете, Рута, я иногда думаю, везет тем солдатам, которыми он командует. Его все в дивизии любят — и офицеры, и солдаты…
— Да, его, наверное, все любят, — как эхо откликнулась Рута, но Петр продолжал:
— Вот, может, только полковник Воронцов. Да нет, он тоже, просто сухарь. А так все. Эх! Чего бы я хотел, так это, чтоб мои солдаты ко мне так же, как к отцу, относились. Когда я офицером стану, — пояснил он на всякий
Рута улыбнулась.
— Не бойся, и к тебе так же относиться будут. В общем, — сказала она как бы подытоживая разговор, — все ты правильно решил: избавиться от всех болезней, продолжать занятия в аэроклубе, а на будущий год снова в училище.
Она заговорила об аэроклубе. Можно съездить на сбор. Она включит его в команду, которая выезжает в соседний город на соревнования. С октября опять занятия. Всю зиму. Летом снова сбор. Он сможет выполнить первый разряд. Возможно, ему разрешат помогать ей в группе с новым набором…
Петр ушел вечером, довольный. Рута всегда действовала на него успокаивающе. Он чувствовал какое-то ее особое отношение, словно она была ему матерью или старшей сестрой. Какую-то глубокую заинтересованность в его судьбе. Он мог с ней делиться как с другом.
«Надо ее познакомить с отцом», — подумал он.
И только тут вспомнил, что так и не узнал, есть у Руты семья или нет. Стал рассуждать: дают двухкомнатную квартиру на одного? Может, она имеет право? Или обменялась? Он ведь не знал, как она жила раньше.
Мысли его приняли новое направление — интересно, где Лена Соловьева? Забыл спросить. Но тут же признался сам себе, что не забыл, а не хотел, постеснялся. Ладно, завтра пойдет в клуб, все выяснит.
Выяснилось, что у Лены Соловьевой в самом разгаре легкоатлетический сезон и она со своим копьем уехала ни много ни мало на республиканское первенство! Петр порадовался за нее, но испытал разочарование.
Вернулась из пионерлагеря Ленка. Загорелая, оживленная, как всегда. Разумеется, сразу же возник преданный Рудик, еще более румяный и молчаливый.
Ленка расцвела, она все больше походила на мать. И, глядя на дочь, Илья Сергеевич порой старался скрыть печаль.
Петр, продолжая бывать в аэроклубе, помогал Руте заниматься с новым набором. Он чувствовал себя солидным, опытным руководителем этих увлеченных, отчаянных ребят и девчат, пришедших, как он в свое время, в аэроклуб. Желавших поскорей начать прыжки.
Прислал письмо Володя Пашинин. Он так и не поехал сдавать экзамены в училище, что-то помешало. Теперь был на практике, но, вернувшись, вновь собирался в аэроклуб.
Вернулась наконец и Лена Соловьева. Вернулась с триумфом. На первенстве республики она заняла второе место. Завоевала звание кандидата в мастера.
Она была все такой же сильной, веселой, свежей — олицетворение здоровья и молодости.
Она, конечно, поняла, что с училищем у Петра что-то не получилось, иначе его бы здесь не было. Но ничего не спросила. Просто подошла, пожала руку, сказала:
— Ну, Петро, никуда ты от меня не денешься! Опять здесь. Не притворяйся — влюбился, так прямо и говори. Я рассмотрю. Может, даже отвечу. — Потом стала серьезной: — Это хорошо, что ты на месте. Тоскую я без тебя, Петро. Ну что тут будешь делать?
На этот раз Петр не отшутился. Он так же серьезно посмотрел на нее и сказал:
— Что-нибудь придумаем, Лена. Я тоже без тебя скучал.
Он отошел. А она еще долго недоверчиво смотрела ему вслед. Ее щеки медленно покрывал румянец.
Впереди был год, и надо было как-то устраиваться. Нашлось место рабочего при аэроклубе.
У Петра было теперь на счету около ста прыжков, и он мечтал об этой заветной цифре на голубом значке, украшавшем его грудь. Он выполнил первый разряд.
Наступила зима. Вернулся Пашинин. Соловьева, кончив физкультурный техникум, стала преподавателем в детско-юношеской спортивной школе. У Ленки начались соревнования.
Жизнь шла своим чередом.
С Леной Соловьевой у Петра установились странные отношения. Он прекрасно понимал, что нравится ей, да она это не очень-то скрывала. Подспудно, не признаваясь себе, он чувствовал, что и его отношение к ней меняется. Она стала необходимой ему. Он скучал, когда не видел ее даже день, ему хотелось побольше видеться с ней. Но Лена, в отличие от него, работала. И однажды, повинуясь непреодолимому желанию, он зашел за ней в ДЮСШ. Потом это превратилось в привычку. Он видел, как радовалась этому Лена, как старалась скрыть эту радость — боялась вспугнуть его. Еще подумает, что она вообразила что-то, перестанет ходить.
Они стали бывать вместе в кино, на катке. Только в городской парк он упрямо не хотел идти. Однажды, когда она предложила зайти туда, он так резко крикнул «нет», что Лена удивленно посмотрела на него, но больше своих попыток не возобновляла.
Как-то Лена с несвойственной ей робостью, путаясь в словах, пригласила его к себе на день рождения, и была на седьмом небе, когда он сразу охотно согласился.
У нее собрались ребята и девчата из аэроклуба, Ленины подруги из техникума. Пришла Рута. Родители Лены оказались веселыми, добродушными, еще не старыми, простыми и гостеприимными. Был ее брат, служивший в армии и приехавший на побывку, младшая сестра, такая же высокая, пышущая здоровьем, учившаяся в том же техникуме, и тоже легкоатлетка-разрядница. В меру выпили, потанцевали, спели хором любимые песни. Все в этом доме было просто, легко, искренне. Лишь устремленный на него и Лену пристальный Рутин взгляд, который он случайно поймал, несколько смутил Петра. Впрочем, он быстро забыл о нем.
Он и потом не раз заходил к Лене, а однажды пригласил ее к себе. Ильи Сергеевича не было. Ленка внимательно и придирчиво разглядывала свою тезку, задавала дурацкие, по мнению Петра, вопросы. А Лена Соловьева чувствовала себя не в своей тарелке, была, как выражаются актеры, «зажатой».
На следующий день спросила у Петра, бравируя:
— Ну, Петро, чего сестренка твоя сказала? Небось коровой назвала? А? Ну, говори.
— Да брось ты! — отмахнулся Петр. — У нее свои заботы — Рудик, ее вечный спутник. Это я могу тебе сказать: пришла, как в музей, — сидишь, молчишь, только по сторонам оглядываешься.