Ночной администратор
Шрифт:
– Что ж, совет да любовь, – галантно сказал Джонатан.
– Учтите, Мэри – не первая моя жена. Честно говоря, и не вторая. Что-то у меня с женщинами не так. Как ни прицелюсь, все мимо. Я виноват или они? У себя спрашиваю.
– Понимаю, что вы хотите сказать, – кивнул Джонатан. Он все же пытался соблюдать дистанцию, внутренне оставаясь настороже. Никогда и ни с кем он не разговаривал на эту тему. Женщины – как запечатанный конверт в его столе. Сестер и подруг юности он не имел. Мать не помнил. Была женщина, на которой он никогда уже не женится. Есть ли женщина, которую он мог бы полюбить и не предавать?
Мне
– Она не «моя». Она была – Фрэдди Хамида.
– Но вы же с ней спали, – невозмутимо предположил Берр.
В маленькой спальне в Луксоре лунный свет лился через неплотно занавешенное окно. Софи лежала на кровати. В белой ночной рубашке. Глаза ее были закрыты, лицо обращено вверх. К ней вернулась ее ироничность. Она выпила немного водки. Он тоже. Бутылка все еще стояла на столе.
– Мистер Пайн? Почему вы держитесь на таком расстоянии от меня?
– Из уважения, полагаю. – Улыбка образцового служащего. Голос образцового служащего. Ничего принадлежащего лично ему.
– Но вы привезли меня сюда, чтобы утешать и успокаивать. Или я ошибаюсь?
На этот раз Джонатан промолчал.
– Я слишком изуродована? Или слишком стара?
Мистер Пайн, обычно столь многословный, продолжал хранить мертвое молчание.
– Меня заботит ваша честь, мистер Пайн. Возможно, и своя тоже. Я думаю, вы сидите так далеко, потому что чего-то стыдитесь. Надеюсь, не меня.
– Я привез вас сюда, мадам, так как это временный выход из того положения, в котором вы оказались. Вам нужно немного передохнуть, чтобы решить, что делать дальше и куда податься. Я думал вам помочь.
– А сам мистер Пайн, ему правда ничего не нужно? Просто здоровый мужчина оказывает помощь инвалиду? Спасибо вам за то, что привезли меня в Луксор.
– Спасибо, что согласились.
Ее огромные глаза открылись. Она глядела на него в полумраке комнаты. И совсем не была похожа на беспомощное существо, бесконечно благодарное ему за участие.
– Вы так многолики, мистер Пайн, – продолжала она после некоторого молчания. – Я совершенно не понимаю, кто вы на самом деле. Вы смотрите так, будто прикасаетесь ко мне. И не могу сказать, что это оставляет меня равнодушной. Не могу. – Голос на мгновение затих, она выпрямилась и села на кровати. – Сначала вы говорите одно – и тогда вы один человек. И я соответственно поступаю. Потом этот человек куда-то исчезает, а его место занимает совсем другой Джонатан Пайн. А он говорит нечто совсем иное. И я опять веду себя соответственно. Как смена караула. Будто один человек не в состоянии меня слишком долго выносить и ему требуется отдых. Вы со всеми вашими женщинами такой?
– Но я не могу назвать вас моей женщиной, мадам Софи.
– Тогда почему вы здесь? Сторожить меня? Не думаю. – Она замолчала опять. У него было ощущение,
– Разумеется. Я буду спать на софе. Если вы этого хотите.
– Нет, не этого. Я хочу, чтобы вы спали со мной, в моей постели, чтобы вы любили меня. Я хочу почувствовать, что сделала счастливым хоть одного из вас, Пайнов, и что остальных воодушевил его пример. Я не хочу видеть вас таким пристыженным. Вы чересчур строги к себе. Мы оба много чего натворили. Но вы – очень хороший. И нравитесь мне. В любом облике. И не виноваты в моих несчастьях. Если вы их частичка, – она стояла лицом к нему, опустив руки, – тогда я хотела бы думать, что вас привело сюда нечто лучшее, чем стыд. Мистер Пайн, обнимите меня.
В полутьме ее голос казался чуть громче, чем обычно, она же сама – более призрачной и нереальной. Он шагнул к ней и ощутил ее тепло. Тогда он прикоснулся к ней осторожно, помня о ее ушибах. Потом нежно притянул к себе, продел руки под скрещенные бретели ее рубашки и мягко прижал ладони к ее обнаженной спине. Она прильнула щекой к его щеке, опьяняя ароматом ванили и неожиданной мягкостью своих волос. Он закрыл глаза. Когда стало светать, она попросила его отдернуть занавеску, чтобы ночной служащий не прятался от своей любви в темноте.
– Здесь была целая армия Пайнов, – прошептал он. – Офицеры и рядовой состав. Дезертиры и повара. Никто не уклонился.
– Не думаю, мистер Пайн. Подкрепление осталось, я уверена, в резерве.
Берр ждал ответа.
– Нет, – сказал Джонатан с вызовом.
– Почему же нет? Я никогда не упускаю случая. У вас была тогда девушка.
– Нет, – повторил Джонатан, покраснев.
– Вы считаете, это не мое дело?
– В общем-то да.
Казалось, Берру даже нравится, что его посылают к черту.
– Расскажите, пожалуйста, как вы женились. Довольно забавно все-таки представить вас женатым. Чувствуешь себя, право, неловко. Даже не знаю почему. Вы холостяк по натуре. Я тоже, возможно. Так что же произошло?
– Я был молод. А она совсем юной. Мне тоже теперь неловко.
– Она увлекалась живописью, верно? Как и вы?
– Я просто мазила по сравнению с ней. А она – художник. Считала себя, во всяком случае.
– Почему вы женились на ней?
– Любил, наверное.
– Наверное, – проворчал Берр. – Воспитанность, это больше похоже на вас. Что заставило вас покинуть ее?
– Благоразумие.
Не в силах больше сдерживать потока воспоминаний, Джонатан предался нерадостным размышлениям об их супружестве, умиравшем на глазах: он снова видел угасающую дружбу, исчезающую любовь, рестораны, где другие счастливые люди, не они, вели себя весело и непринужденно, снова видел вазу с высохшими цветами, блюдо с гниющими фруктами, заляпанный красками мольберт, прислоненный к стене, толстый слой пыли на обеденном столе и двух чужих людей с горящими от высохших слез глазами, – такая чехарда, в которой даже Джонатан не мог разобраться. «Это все я, – повторял он, делая попытку прикоснуться к ней и чувствуя, как она отстраняется от его руки. – Я так рано созрел... Мне не хватало женщин... Это я виноват, а не ты».