Ночной дозор
Шрифт:
— По-моему, мы еще успеем, — крикнула Лилька.
К счастью Ершовой, Сергей Петрович оказался сыт, а Лилька с утра могла только пить, так что бутерброды ей готовить не пришлось.
— Я сейчас ехать должна, — виновато говорила Лиля, пытаясь поскорее выпить горячий кофе.
— Куда? — наивно поинтересовалась Катя.
Туг же в разговор вмешался Сергей Петрович:
— Мы по делам едем.
— Надолго?
— Не знаю, как получится.
За спиной гостя Лилька делала отчаянные жесты, пытаясь показать Ершовой, чтобы
— Но все-таки, — вздохнула Катя, — мне нужно знать, это будет день, два или месяц.
— Я думаю, дня за четыре мы управимся, — Сергей Петрович взял Лилю за руку.
— Катя, извини, но я должна ехать. Побудь тут без меня, тебе же все равно некуда спешить.
— Не знаю, застанешь ли ты меня, когда вернешься в Питер.
— Мне надо, работа. Ты, кажется. Катя, вчера что-то у меня спрашивала, хотела совета, показывала какие-то фотографии?
— Нет-нет, — тут же ответила Ершова, — никаких фотографий, ты что!
— А мне показалось…
На этот раз уже Катя, улучая момент, когда Сергей Петрович отворачивался, прикладывала пальцы к губам, моргала двумя глазами сразу и строила рожи.
— Ах, да, это я спутала. Не ты мне показывала фотографии… — Лиля с утра соображала туговато.
— Может, тебе пива стоит выпить? — предположил Сергей Петрович.
— Нет, я принципиально не похмеляюсь. Только кофе и аспирин.
— У тебя осталось пятнадцать минут на сборы, — напомнил Сергей Петрович.
Лилька отставила недопитую чашку с кофе и, ничуть не стесняясь гостя, принялась сбрасывать в дорожную сумку все, что могло ей понадобиться, начиная от косметики, кончая еще не вскрытым блоком дискет.
— Лиля, ты мне нужна всего на минутку, — Катя потащила подругу в спальню.
— У нее этих минут осталось всего пять, — крикнул вдогонку женщинам Сергей Петрович.
— Ты можешь сказать, куда едешь и зачем?
— Если бы я сама толком помнила!
— Ты что, такая пьяная была вчера?
— Достаточно пьяная, чтобы забыть, куда надо ехать делать репортаж, но достаточно трезвая, чтобы помнить. сколько за это обещали заплатить. Ты побудь здесь. Катя, присмотри за квартирой. Тебе все равно, как я понимаю, в Москву соваться не стоит, у меня переждешь.
Кате хотелось крикнуть, мол, посылай к черту своего приятеля и давай вместе думать, что делать с фотографиями, но вместо этого она согласно кивнула:
— Хорошо, дождусь тебя.
— Отлично. Если будут с работы звонить, ври напропалую.
— Хоть в каком направлении врать?
— Скажи, будто кто-то из родственников позвонил, а кто, ты не знаешь, мол, я собралась и уехала, сказала, через пару дней буду.
— Девочки, — крикнул Сергей Петрович, — наговоритесь, когда Лиля вернется.
Кате ничего другого не оставалось, как распрощаться с подругой, которую уже тянул под руку к двери странный гость. Щелкнул замок, и Ершова осталась одна.
— Вот
Катя почувствовала, что панически боится оставаться одна. Она ни на секунду не забывала о том, что журнал с ее фотографией остался лежать на барной стойке, а значит, рано или поздно на нее выйдут.
«Лучше уж поздно, чем рано, — подумала она, подсаживаясь к зеркалу. Критически осмотрела себя. — Видок у меня не лучший, выгляжу так, будто это не Лилька пила полночи, а я, хотя даже капли в рот не брала. — Она придержала руками волосы, сдвинув их со лба. — Хорошо еще, хоть морщин не прибавилось. Одна, без документов, в чужом городе… Если что случится, даже обратиться не к кому, чтобы поручились за меня».
Катя выдвинула ящичек из тумбочки трюмо — тот, где лежала Лилькина косметика. Среди смазанных до основания тюбиков помады, флакончиков с засохшим лаком и коробочек с искрошившейся пудрой она обнаружила удостоверение члена Союза журналистов. Развернула его, поставила на трюмо. Фотография была сделана года четыре тому назад. Катя посмотрела на нее и вздохнула: «Да, Лилька, сдала ты за последние годы. Но, в общем-то, сама виновата. Меньше нужно пить и больше спать. Нам с тобой уже не по двадцать лет, и силы следует беречь. Погоди-ка…», — вдруг сообразила Катя, схватила в руки удостоверение и пристально всмотрелась в фотографию.
Несколько раз ей приходилось слышать, что они с Лилькой очень похожи, но Катя никогда этому не верила.
Теперь же она вдруг уловила это сходство: линия губ, нос.
Правда, разрез глаз был совсем другим, и волосы у Лильки были темные, а не светлые.
Ершова еще раздумывала, а в руках у нее уже появилась коробочка с тушью, тонкая кисть окрасилась черным, и Ершова, сев к зеркалу, принялась подрисовывать левый глаз. «Так, так.., у меня разрез глаз практически овальный, а у Лильки — миндалевидный, — кисточка коснулась уголка глаза, оставив ровный черный след. — Так, теперь сюда, здесь еще немножко… — Ершова сделала еще несколько движений и выпрямилась, схватила книгу, прикрыла ею половину лица. — Теперь немного подправить губы», — косметическим карандашом она подрисовала линию губ, причем тоже только с правой стороны.
— Полное уродство! — воскликнула Ершова, глядя на фантастически асимметричное лицо, свое и в то же время не свое.
Она чуть повернулась, и асимметрия тут же исчезла.
Катя смотрела в зеркало и почти не узнавала себя. На настоящую Лильку она тоже мало походила, но зато стала похожей на ее фотографию четырехлетней давности. Всего лишь час потребовался Кате для того, чтобы отыскать в шкафчике ванной комнаты краску для волос, которой пользовалась Лиля, покрасить волосы и вновь наложить макияж.