Ночной карнавал
Шрифт:
Не богиня… не гадина… не убийца… не прелюбодейка… чужого не возжелала… хлеб свой со слезами грызла, подмерзший, ледяной… и зачем только я еще жива… и отчего же мне не дадена золотая голова… Я бы гладила ее медные блики; золотые — ниткой — швы. Я б отбрасывала с лика пряди золотой травы. Что поешь, медведица?! Крепка железная клетка, Царица прокаженных, Владычица проклятых?!.. Что толстые прутья лапами трясешь… Выбежать на волю хочешь?!.. Я б ощупывала ночами гудящий золотой котел: вот она, корона, вот оно пламя, вот он, золотой престол. Вот она, золотая слава — по трактирам, на путях; вот они… Эй, ты!.. Долго еще тут будешь квакать!.. Кукарекать!.. Бедняжечка… бедолажечка…
Вот они, скипетр и держава — в крепко сцепленных костях.
Накинь мантию на мой скелет. Пустые глазницы ясно глядят.
Теперь-то я все вижу. Вижу. Вижу.
— Эй! Пташка! Собирайся! Я сдержал слово! Теперь ты моя. На три дня, как и обещал!
— А почему не на всю оставшуюся жизнь, жадина?
Мадлен соскочила с кресла. Она спала. Опять спала. Зачем она спит днем? На ходу? Чуть присев, притулившись? Мадам будет бить ее за то, что она много спит.
— Куда мы идем сегодня?
Она потерла щеки ладонями. Расцарапала ладонь алмазиком, торчащим в мочке. Зевнула. Граф нетерпеливо дернул ее за руку.
— Не собирай сумку. Иди в чем есть.
— В чем мать родила?.. — хихикнула Мадлен.
— Я предпочел бы. Шутки в сторону. Я все тебе купил, что надо. Я не могу больше похищать тебя на час, на два. Я решил тебе кое-что подарить.
— Подарки! — взвизгнула Мадлен и повисла у графа на шее. — Я люблю подарки! Что ты мне подаришь?.. а я тебя за это поцелую… везде, везде…
— Я вывезу тебя в свет, — холодно сказал граф, обдавая ее кипятком взгляда. — Попробуй только там отчебучить номер. Веди себя прилично. Не кури. Не сори. Мороженое из ложки не прихлебывай. Канкан не танцуй. Посреди залы приема на паркет не ложись нагишом. Это высший свет Эроп. Это твои сны. Три дня ты будешь жить в своей мечте. Три дня. Это мой подарок.
— Три дня, — повторила Мадлен, как заводная игрушка, — три дня.
Она помолчала. Занавеси в будуаре отдувал ветер с берегов Зеленоглазой. На улице, под окном Веселого Дома, продавщица креветок кричала: «Отборные креветки!.. Самые лучшие!.. Свежайшие!.. Из лагуны!.. Цвета коралла!.. Вкуса амброзии!.. Купите, господин, купите, госпожа!.. Недорого!.. Пять монет!.. Райское наслаждение!..»
— А там, где мы будем жить… в том отеле… там в ресторане подают креветок к столу?..
— Ты будешь жить у меня, — ледяное лицо графа плыло по времени застылой лодкой, — мои мать и сестра уехали. Невесты тоже нет в Пари. Я разогнал женщин. Ты одна осталась у меня. Моя царица. Мой птенчик.
Корка льда на его лице не таяла. Мадлен испуганно помотала головой. Накрутила прядь волос на палец.
— Я не поеду с тобой. Ты злой.
— Я люблю тебя.
Он шагнул к ней. Они обнялись. Он подхватил ее на руки.
— Ты была с художником, — зло зашептал он. — Ты была с сапожником; ты была с кем угодно. Но я не кто угодно. Я граф. Во мне течет кровь графов Анжуйских. Я влюбился в девку, и я хочу вывезти ее в свет как царицу. Пусть все завидуют мне. Я тоже хулиган, как и ты. Давай похулиганим всласть. Надуем всех.
— Давай, — радостно согласилась она. — Начнем!
Он кинул ее на кровать. Разделся в мгновение ока. Упал на нее.
— Ты
Они вышли из Дома мадам Лу поздно, когда вечерело, просадив на объятья, крики и восторги впустую, прокутив, проев и пропив один из драгоценных купленных трех дней подаренной свободы.
Что такое высший свет, Куто?
А это так, Мадлен; это то, что люди изобрели себе, чтобы понять, кто и зачем стоит на лестнице ближе к Богу. Кому поют песни шестикрылые серафимы.
На какой лестнице, Куто?..
На той, что приснилась Иакову. Она розовая и сияющая. Вся залита Солнцем. И Ангелы стоят по обеим сторонам, вдоль перил, увитых плющом и розами и листьями винограда, стоят и машут опахалами, листьями папоротника, кружевами, чтоб возбудить ласковый ветер и охладить потные щеки усталого путника, спящего под смоковницей. Ангелы поют колыбельные песни. А один Ангел машет павлиньим пером. А на ступенях лестницы стоят Величества, Высочества, Сиятельства, Светлости, Милости, Превосходительства, Преосвященства, Высокоблагородия. Их лица источают свет и сияние. Развеваются под ветерком благородные космы. Сверкают высочайшие лысины. Ордена на мундирах. Ожерелья на голых грудях. Это знать всей земли; а ты дочка простонародья. Так шагни шаг и окажись на ступенях лестницы. Задери юбку и покажи всем им свою золотую туфельку, вызолоченную дешевым сусальным золотом, купленную в лавке старухи Дюпле. И лицо задери. Кверху, к небу. Пусть увидят короли и принцы, какие у моей девчонки синие глаза.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ
Солнца! Солнца люстр в полнеба!
Они полыхают жаром и радостью над моей головой, и я задираю голову и гляжу на них; о, как вы ослепительны, сверкающие Солнца, я пью ваше золотое молоко ослепшим от счастья лицом. Где я? Какая честь мне: кто взял меня сюда, в царство Солнц? Граф купил мне немыслимый наряд, у меня никогда такого не бывало: платье из сплошных кружев, чисто-белое, как свежевыпавший снег… очень открытое платье, декольте едва прикрывало кончики грудей, ключицы и гортань розовели от стыда; я не могла привыкнуть, что на обнаженную меня смотрят сотни чужих глаз, это было странно, ведь я спала с сотней чужих тел и не плакала.
Я впервые во дворце. В королевском дворце.
Я поднимаюсь по лестнице, устланной узорчатыми коврами; стараюсь, пока иду, рассмотреть диковинный ковровый узор, все мельтешит и кружится перед глазами, и я чуть не валюсь в обморок. Сжимаю кулаки и шепчу сначала ругательство, затем молитву, чтоб не упасть на высоких моих каблуках. Я купила у Дюпле туфли на шпильках; каблуки-иголки столь высоки, что страшно на них ступать — сдается, что идешь по канату над свистящей, бросающей в тебя камни и тухлые яйца, гикающей, гомонящей толпой. Ты не можешь покачнуться и упасть. Ты не примешь позора. Упасть нельзя; можно умереть. А ты хочешь и будешь жить. Тебе на роду написано жить.
А Солнца люстр швыряют в меня иглы пронзительного света. И я пронзена золотыми стрелами, и грудь моя вся в светящихся ранах, и волосы мои просвечены насквозь. И я иду по огромному залу, по гладкому паркету, как по льду озера, где отражается скопление мерцающих огней, и улыбаюсь герцогам и князьям, королям и графам, наследным принцам и баронам, а глаза мои ищут Царя: неужели на ваших королевских приемах, знаменитых на весь Пари и на всю Эроп, не бывает царей никогда?
И герцоги и принцы подходят к моей руке, и целуют мои перстни, и, поднимая голову, учтиво глядят на меня. Они ждут, чтобы я представилась. Назвала себя. Что я им скажу? Что я самозванка?.. Что я тоже принцесса?.. Я, левая пятка мадам Лу?..