Ночной охотник
Шрифт:
Молодой нианец даже сделал шаг вперед, но неожиданно неведомая сила удержала его на месте. Присутствие какой–то мощной воли сковало возбужденное сознание, не давая возможности сделать даже один–единственный шаг.
Торжество подошло к своей высшей точке, и наступило время Королевы фейерверка. Об этой сложной пиротехнической фигуре уже давно ходили легенды. Считалось, что она должна была стать самым главным украшением Праздника Трех Фонтанов.
Ослепительно яркая огромная хвостатая комета взмыла в ночное небо выше всех других, несколько раз перевернулась, описывая причудливые фигуры,
Взгляд Одилона невольно вскинулся вверх. Он успел увидеть разноцветную паутину фейерверка, опутавшую ночную мглу, и на мгновение замер.
Когда он опустил голову, внезапно стало очень холодно. Он ощутил безотчетный испуг, странный озноб, как будто его вновь охватил забытый, давно преодоленный страх.
Показалось, будто в грудь, в самое сердце, подул холодный сквозняк, отдававший невыносимым смрадом. Точно кто–то распахнул настежь дверь в огромный сырой, заплесневелый подвал, и поток болотной гнили, вырвавшись оттуда, пронзил юношу своим зловонием.
За одно мгновение с прекрасной незнакомкой произошла невероятная перемена!
Внешне силуэт почти ничем не изменился. По–прежнему виднелся длинный плащ и остроконечный капюшон, полностью закрывавший голову.
Но теперь вместо девушки на Одилона надвигался чудовищный монстр… Юноша застонал от ужаса, но не мог стронуться с места.
— Помогите! Помогите! — отчаянно оглушительно закричал он. — Кто–нибудь, спасите…
Тело его рвалось прочь, но он не мог сделать и шага из–за предательски ослабевших ног. Комок тошноты подступил к горлу Одилона, когда в воронке капюшона он увидел вместо пленительного женского лица какую–то жуткую личину.
На покатом черепе, туго обтянутом зеленовато–бурой осклизлой кожей, змеились, словно болотные пиявки, узкие полоски коричневых губ. Из глубоких впадин в упор смотрели пустые проемы.
На месте зеленых глаз, еще недавно пленительных и лучистых, теперь полыхали два больших красных пятна. Одилон, вообще, не видел глаз чудовища, на него были наставлены две глубокие лунки, точно наполненные огненными сгустками запекшейся крови.
Молодой нианец попытался крикнуть еще раз, но горло словно сжала невидимая рука. Ледяные пальца сомкнулись вокруг шеи, окаймленной белоснежным кружевным воротником, и у него вырвалось лишь сдавленное сипение. От страха все его тело точно окаменело и сжалось в комок.
Монстр хрипло засмеялся, откинув голову назад. Этот смех напоминал рычание голодного зверя.
Оборотень сделал шаг вперед и поднял руку. Одилон заметил краем глаза, как в лунном свете что–то блеснуло, и тут же почувствовал в груди боль, дикую невыносимую боль. С отчаянием он понял, что наступил последний миг его жизни, и еще успел ощутить, как безжалостные ледяные пальцы вскрывают его ребра и пробираются к самому сердцу…
Подступали сумерки. Раскаленный диск солнца уже начал спускаться с неба в неопределенное призрачное марево за горизонтом. Облака, проплывавшие навстречу купеческому кораблю, уходили куда–то вдаль, в беспредельные просторы темнеющего неба.
Темно–рыжие волосы Хорра без устали трепал прохладный влажный ветер. Морской воздух пропитывали запахи свежести, ничуть не уступавшей лесному дыханию Тайга, к которому привык каждый дождевой охотник.
Медноволосый Хорр глубоко дышал, вбирая в свою широкую грудь свежесть Внутреннего моря.
За свою жизнь он только несколько раз приближался к необъятной голубой стихии, но никогда раньше даже не мог и предположить, что наступит время, — и он сам будет стоять на палубе, вперившись в туманную нежную дымку, заволакивающую едва уловимую линию горизонта…
Крепко вцепившись пальцами в борт корабля и устремив куда–то вдаль цепкий настороженный взгляд, он пытался предугадать, что ждет его впереди.
Купеческий корабль начал подходить к берегу, и вдали уже стали угадываться очертания большого города.
— Это Ниана? — спросил Медноволосый Хорр у Рябого Рахта, стоявшего рядом с ним на палубе.
— Ты прав, — утвердительно кивнул иннеец. — Скоро мы причалим.
Ниана увеличивалась в размерах, с каждой минутой становясь все ближе. Вдалеке из легкой туманной дымки, повисшей над водой, с каждым мгновением постепенно проступали неясные силуэты, и острый глаз Медноволосого Хорра уже различал очертания многоэтажных каменных зданий.
За спиной оставалась неподвижная гладь Внутреннего моря. Впереди его ждал город, в который дождевого охотника постоянно звал образ Зеленоглазой Ратты. Все это вселило в душу уставшего иннейца тревожное возбуждение и волнение.
В лучах заката по правому борту появились пригородные селения, да и сама Ниана уже отчетливо различалась впереди. Последние лучи солнца высвечивали убогие покосившиеся черные лачуги, сооруженные жителями из обломков древних бетонных плит.
Когда купеческий корабль, на палубе которого вместе с отрядом сёрчеров стоял Медноволосый Хорр, подошел к причалам порта, уже совсем стемнело. На фоне бледного серого неба колыхались мачты многочисленных кораблей, как тонкие стволы загадочного леса с облетевшей листвой.
Внезапно темноту разорвали ослепительные вспышки. Многочисленные яркие огни взлетели в черное небо и словно повисли над головой сверкающими нитями. Огромные извилистые линии загорались над морем и городом.
— Салют! Салют! — галдели матросы, запрокинув головы вверх.
Медноволосый Хорр вместе с отрядом сёрчеров достиг пределов Нианы именно в тот вечер, когда над городом вовсю полыхал праздничный фейерверк. Праздник начался, как по команде, и ветер подхватил обрывки веселых мелодий, клочки песен и заливистый смех.
На пристани иннеец попрощался с Хрипуном и расстался со своими новыми друзьями. Пути их на время разошлись.
Все мысли дождевого охотника были поглощены Зеленоглазой Раттой, и ни о чем другом он не мог и думать.
Как и где он будет искать свою любимую, Хорр совершенно не представлял.
Прислушавшись к внутреннему голосу, он прямо из порта двинулся по направлению к тому месту, откуда вырывались яркие снопы праздничных огней. Он шел по шумным улицам то медленно и осторожно, внимательно рассматривая все вокруг, то вдруг ускорял шаг почти до бега, подчиняясь подхлестывавшим его импульсам.