Ночной Орел (сб. ил. Л.Фалина)
Шрифт:
Когда штурмбанфюрер Кребс вошел в бар, его черный гестаповский мундир был встречен угрюмыми взглядами. Впрочем, эти взгляды быстро прятались за газетные листы или погружались в бокалы с вином.
Барона фон Вильдена Кребс нашел в одном из боксов. Приятели молча обменялись рукопожатием, после чего штурмбанфюрер, извинившись, занялся изучением меню, ибо чувствовал изрядный голод. Официант, записав пожелания высокого гостя, бесшумно удалился. Кребс потер руки и с любопытством посмотрел на своего собеседника. Барон курил дорогую сигару и пил маленькими глотками белое вино, причем его бледное холеное лицо искажалось такими гримасами, словно это было не вино, а яд.
— Итак, дорогой барон, — заговорил Кребс, — вы изволили выразить желание видеть меня и говорить со мной. Хотите начать разговор теперь же или подождете, пока я подкреплюсь ужином?
— Как вам угодно, штурмбанфюрер, — медленно, словно нехотя, прокартавил фон Вильден. — Могу и сейчас. Тем более что тема разговора вам очень близка, и я уверен, она не испортит вам аппетита.
— Начало интригующее. Я вас слушаю, дорогой барон.
— Я жаловался вам по телефону, штурмбанфюрер, на вашего неистового сотрудника. На шарфюрера… как его…
— На шарфюрера Вурма!
— Да, Вурма. — Фон Вильден отпил вина и, скорчив очередную гримасу, продолжал: — Как вы знаете, он просил у меня помощи. Ему было категорически отказано. Не мной отказано, а моим начальством. Лично я отнесся к просьбе этого Вурма с большим сочувствием. Я обо всем расспросил его, и он поделился со мной своим горем во всех подробностях. История мальчишки, сумевшего вырваться из сетей гестапо, чрезвычайно заинтересовала меня… Вы удивлены, мой дорогой штурмбанфюрер? Вижу по вашему лицу, что удивлены…
— Удивлен? Нет, это не то слово, барон. Правильнее сказать — разочарован, — ответил Кребс. — Я не ожидал, что вы собираетесь говорить со мной на эту скучную тему. Я мечтал отдохнуть в вашем милом обществе от всех дел.
— А вы не спешите с заключением, штурмбанфюрер. Я ведь еще ничего не сказал вам.
— Хорошо, продолжайте.
— Я начну несколько издалека. Вы знаете, штурмбанфюрер, что я человек со странностями, что служба в эсэскомендатуре для меня скучна. Я рвусь всем сердцем в самую гущу великих событий, на поля исторических сражений. Но начальство меня почему-то бережет и на фронт не пускает. Для меня такое положение просто ужасно. Однако что поделаешь! Я привык подчиняться дисциплине. Я служу, где прикажут, но унять свою натуру я не в силах. Приходится искать разрядку в ином. Да, так вот. Для своих личных дел, на которых сейчас не стоит останавливаться, я приспособил одного человечка из местных жителей. Существо так себе, совершенно никчемное и подлое. Но ведь вы, штурмбанфюрер, лучше меня знаете насколько упряма, своенравна и несговорчива эта богемская нация, с которой нам с вами приходится иметь дело. Выбирать тут решительно не из чего. Поэтому Бошек — так зовут этого моего добровольного агента — мне вполне пришелся ко двору. Он холуй чистейшей воды и подлец до мозга костей. Но в своем роде он настоящий артист, и я на него не жалуюсь. Служит он в чешской полиции и имеет самый заурядный чин. Как я его выкопал, рассказывать не буду. Ну-с, дальше. Когда ваш неистовый помощник потерпел неудачу в нашей комендатуре, я вспомнил про моего Бошека и предложил шарфюреру использовать его. А Бошек, скажу я вам, стоит в таких делах двух эсэсовских рот. Шарфюрер, правда, не выразил особого восторга, но помощь принял. Я немедленно вызвал Бошека и дал ему экстренное задание: поймать до полуночи мальчишку во что бы то ни стало. Бошек нарядился бродягой и пошел шнырять по городским улицам. Перед уходом он поклялся мне, что, если мальчишка не покинул города, он до полуночи лично доставит его в гестапо… Как вам это нравится, дорогой мой штурмбанфюрер?
Лицо Кребса выражало сильнейшее недоумение. Не отрываясь от ужина, который ему тем временем подали, он косо посмотрел на знатного эсэсовца и произнес невнятно, но очень сурово:
— Вам совсем не нужно было ввязываться в это дело, барон. Гестапо располагает достаточными кадрами, чтобы самостоятельно справляться со своей работой. Если вы подсунули своего Бошека только для того, чтобы развлечься такой необыкновенной охотой, где роль дичи играет политический преступник, а роль гончей собаки — ваш личный агент, то, простите, вы напрасно рассчитываете на мое сочувствие…
— Ах, что вы, штурмбанфюрер! О каком развлечении тут может быть речь? Я искренне, от всего сердца хотел оказать услугу вашему ведомству!..
— Искренне? От всего сердца? — насмешливо переспросил Кребс. — В таком случае, я окончательно перестаю вас понимать, дорогой мой барон. Во всем этом не хватает лишь одной детали: мотивировки. Разрешите мне не верить вашей нежной любви к моему ведомству. Скорее всего, вы чего-то не договариваете. Я чувствую, что у вас есть совершенно определенное намерение. Если вы окажете мне честь своим доверием, я с удовольствием выслушаю вас.
— Я поражен вашей проницательностью… — пробормотал фон Вильден, сильно сконфузившись и стараясь скрыть свое замешательство за облаком табачного дыма. — Да-да, штурмбанфюрер, я просто поражен… Я уже говорил вам, что рвусь на поля великих сражений, а начальство меня не пускает…
— Понятно! — бесцеремонно перебил его Кребс и, глядя в упор на барона, добавил: — Вас отправляют на фронт, да?
Фон Вильден молча кивнул.
— На Восточный?
Еще кивок и сокрушенный вздох.
— И вы по сему случаю предлагаете гестапо свои услуги?
Теперь барон кивнул торопливо, с подобострастием и, весь подобравшись, выпрямился в своем кресле.
Кребс окинул его холодным взглядом и, ничего не сказав, занялся своим ужином. В уютном боксе воцарилось неловкое молчание. Покончив с едой, гестаповец залпом выпил бокал вина, вытер губы салфеткой и поднялся.
— Разрешите оставить вас на пять минут, барон. Мне нужно позвонить по телефону.
По дороге к телефонной кабине Кребс размышлял о том, что предложение фон Вильдена пришлось весьма кстати. Шарфюрера Вурма так или иначе придется отчислить из-за полной бездарности. Фон Вильден не умнее Вурма, но он богат и знатен. Иметь такого подчиненного и приятно и выгодно.
Тщательно прикрыв дверь кабины, штурмбанфюрер набрал номер своего отдела. Его немедленно соединили с Вурмом.
— Как у вас дела, шарфюрер? — спросил Кребс.
— Блестяще, господин штурмбанфюрер! — возбужденно затараторила трубка. — Я как раз собираюсь выехать на место, где происходит заключительная фаза операции. Нашему агенту удалось схватить Мирека Яриша на площади Карла. Правда, какие-то неизвестные субъекты сумели отбить преступника и временно с ним скрыться, но место их пребывания засечено. Площадь Карла наглухо закрыта нарядами полиции и гестапо. Обыскивается дом за домом. Я уверен, что через час преступники будут задержаны…
— Как звать агента, который опознал и задержал мальчишку?
— Его фамилия Бошек, господин штурмбанфюрер. Он из местных.
— Один момент! В каком состоянии этот человек?
— Неизвестные избили его, но он до конца остался на своем посту.
— Что он сообщил о людях, которые на него напали? Кто они?
— Молодые рабочие, господин штурмбанфюрер! Парни лет семнадцати. Кстати, разрешите доложить, господин штурмбанфюрер! Во время операции наши агенты на каждом шагу сталкивались с мальчишками, которые в этот вечер прямо наводнили Прагу. Я никогда не видел, чтобы по городу в такое позднее время шлялось столько желторотых сорванцов. Это сильно затруднило операцию, так как часто наводило на ложный след. Но теперь, господин штурмбанфюрер, Яриш в ловушке. Разрешите мне отбыть к месту операции!..