Ночной разговор
Шрифт:
— Погоди, погоди. Ты просто ни в курсе. Тут всё без дураков. — я готов говорить именно на эту тему. — Целые институты созданы. — уж здесь-то я как щука в лесу, толк знаю. — Серьёзные же люди, а не просто ж так. Сотни томов… Фотографии, очевидцы. Вот, к примеру, случай один…
— Дашу свою представь. — от неожиданности я осекаюсь, не понимая сути её предложения и смотрю на неё с недоверием, и удивлённо. — Боже мой… — чуть усмехается, видя мою реакцию. — Представь… Зрительно вообрази Дашу, где-нибудь на… солнечной полянке. И она смотрит в безоблачное небо. Понял?
Не совсем уверенно,
— А теперь изобрази… в своём воображении, конечно. Вообрази, какой-нибудь… А. — взмахивает ладошкой. — Всё равно что… Пусть будет летающая тарелка, какая-нибудь. Мм-гм? И Даша её видит. Мм-гм?
— Так… — я киваю головой, но более уверенно
— Представил? — на это я опять киваю головой, но теперь с полной уверенностью, что она меня просто… разводит. — Как думаешь, Даша испугается?
— Думаю… Да я такую нарисовал, что и сам бы уср… испугался бы!
— Ах, какой ты нехороший. Так пугать девочку.
— То есть…
— Сам же нарисовал и сам же ей, её пугаешь. Любишь поиздеваться?
Так. А это даже и не ирония — это уже насмешка. Меня это не просто цепляет — меня будто пронизывает от макушки до пяток:
— Ты хочешь сказать…
— Боже ж ты мой! Что ж ты как маленький-то. Вспомни: чем бы дитя ни тешилась, лишь бы… перефразируем немного концовку. Мм-гм? Лишь бы за ним интересно было наблюдать… Со стороны.
Вот оно как. М-да. Одно дело, иногда думать об этом — от случая к случаю. Думать отстранённо, не вдаваясь в подробности. По большому счёту, не веря в это и подсмеиваясь — да мало ли на земле массовых глюков? Да воз и маленькая тележка, ещё и с гаком. И совсем другое, как сейчас, услышать нечто — расширенный вариант своих догадок. И она не блефует. И дело ни в её знании. Это… так есть.
— Даже так…
— Хм. Вот не думала-то. — она не оставляет меня. — Тогда, давай так… Пойдём и прямо сейчас круги посередине города нарисуем. — и не думает облегчать моё существование. — Прямо в центре, на асфальте. Мм? Найдём место поприличнее… Поцентральнее. — чуть приподняв лицо, коротко и тихо смеётся. — На несколько месяцев местные мозги загрузим. Ни о чём думать больше не смогут.
Да. До меня наконец-то доходит, в полной мере. Давай руку и пойдём, всё это в прямом смысле. И круги в городе или ещё где-нибудь, неровён час, будут нарисованы, да и ни кем-нибудь, а мной, если я соглашусь идти.
Меня почему-то разбирает злость. Сдержанно хмыкаю себе в нос, высказывая таким образом жесточайший сарказм в отношении самых наизвестнейших умов человечества. Вашу-то мать! Лауреаты всяческих баснословных премий, носители всех мыслимых и немыслимых титулов, и званий в области познания нашей реальности. Ну-ну. А мы вот сейчас просто встанем и, взявшись за руки, пойдём и просто нарисуем круги на асфальте, а вполне возможно и на ближайшем поле. Да, вот там, где я сидел, тут неподалёку.
— Так. Ну и уровень… — я впечатлён. — Слушай. Ну а… какой хоть… Ну, ай кью, что ли?
Чуть качнув головой, она досадливо мыкает:
— Мхм. — и бросает на меня досадливый взгляд. — Вот ты ж… зануда какой. — чуть качает головой. — Сопоставить-то не с чем.
Я молчу и упёрто смотрю на неё, и она задумывается. Но это всего лишь пара секунд:
— Хорошо. Если уж… Минус миллионный, если не больше.
Запрокидываю голову и открыв рот беззвучно давлю из себя смех, хотя мне хочется говорить могучим русским языком и с мелизмами. Она же, из солидарности, тоже легко усмехается и немного погодя произносит:
— И вообще… Дышать совсем не обязательно.
На что я прерываюсь тужиться и облегчённо вздыхаю:
— Фух. Ну кто бы сомневался. — хоть здесь-то всё на своих местах; я пока ещё с тривиальными мозгами, всё-таки, и мне пока что так проще.
— А. Совсем забыла, просто все начинают дышать с рождения. Да?
— Тце. — цокаю языком и развожу руками: «Хм. Подумаешь — кофе с сигаретами у бабушки из комода!»
— Ну ладно. Не хочешь ты прогуляться… Круги порисовать, тоже не желаешь, как я вижу. Хм. Чем же тебя… А. Вот… — и прищёлкивает пальцами.
И ничего не происходит, в течении нескольких секунд — она просто сидит и смотрит. Молча. Упершись левой рукой — локотком, о стол, большим пальцем поддерживая подбородок, а указательным — щёку. Я не выдерживаю:
— И чего… вот, с вашего позволения?
Ехидство моё второе имя, да ещё вдобавок и нет никакого желания увеличивать контрастность между всем тем, чего вижу и всем тем, до чего мозгами, в полной иере, не догоняю.
— Кхе. — это я кашлянул, от её голоса, услышанного в собственной голове: «Я не дышу». — и очень неожиданно.
Присматриваюсь. Потом тянусь положить ей на грудь свою ладонь… Да и ладно, нечего тут хмуриться, мне и так всё видно — грудь не поднимается от ритмики работы лёгких. Немного подаюсь в её сторону:
— Погоди, погоди. Может ну её, а? — и присмотревшись, ещё раз убеждаюсь — м-да, без понтов, она без дыхания.
Замолкаю и начинаю наблюдать. В полном молчании проходит некоторое время. Вполне достаточное, чтобы констатировать летальный исход от удушья, и за которое я успеваю, демонстративно шумно вдыхая и выдыхая, немного размяться на пятачке, примерно в один метр — отжимание… и на одной руке тоже, приседание… и на одной ноге тоже. Плюсом к этому, просто физические упражнения, из арсенала утренней физзарядки — размашисто, выразительно и с вдыханием воздуха полной грудью. Но по-прежнему ничего не происходит. Она спокойно сидит как и сидела, да ещё и глаза прикрыла.