Ночной разговор
Шрифт:
Изредка останавливался и отстранясь, как художник чуть издали всматривается в удачно положенный мазок на свой шедевр, Фред осматривал результат. Потом опять вставал под прохладные струи.
Что-то напевал себе под нос — совсем негромко и если бы кто-нибудь имел возможность прислушаться, то наверняка уловил бы знакомые нотки в выводимой мелодии, а также отметил бы про себя, что слух и, как ни странно, голос у этого молодца присутствовал.
Закончив мытьё Фред, не вытираясь, встал перед зеркалом и долго себя рассматривал, поворачиваясь то левым, то правым боком и поочерёдно сгибая то левую, то правую руки и напрягая мышцы, как это делают бодибилдеры
Наконец всё-таки взяв полотенце и начав с некоторой ленцой вытирать влагу с головы и плеч, Фред, перехватив полотенце за оба конца, начал растираться, с каждой секундой ускоряя и ускоряя темп, и достигнув определённой им самим скорости, продолжал растирания в установленном ритме.
Закончив, он окинул себя взглядом — с ног до головы, и придя к выводу, что добился должной, на его взгляд, красноты тела, вновь вздохнул полной грудью и с горделивой величавостью посмотрев на своё отражение, произнёс:
— Ну вот и всё. Тебе конец.
Судя по взгляду его чуть прищуренных глаз и воинственно-напряжённой выпяченной груди, в этот момент эта фраза опять относилась не к самому себе.
Вытерев насухо, кое-где ещё влажные участки тела, Фред ещё с минуту, наверное, постоял у зеркала пристально всматриваясь, но теперь уже в своё лицо и напоследок смахнув со щеки что-то невидимое, и бросив полотенце себе под ноги, вышел из комнаты.
Проходя небольшим коридорчиком, соединяющим комнаты, бросил мимолётный взгляд на висящее зеркало. На следующем шаге, преодолевая своё нежелание расставаться со своим отражением, но всё-таки наконец-то оторвав взгляд от самого себя и повернув голову, встал как вкопанный. Будто бы налетел на стену…
Ни в силах сделать ни шага и ни вымолвить ни слова, с застывшим недоумением на лице и с опущенными руками вдоль бёдер, Фред как вкопанный стоял в начале комнаты, просторного гостиничного номера и смотрел на кровать.
На кровати — на той самой, где совсем недавно он с наслаждением проводил время с женщиной…
На кровати сидел парень. Просто сидел и улыбался — рот до ушей. И взгляд приветливый. В спортивной форме, в кроссовках, скрестив ноги по-турецки и сверху постельного белья. Сидел прямо посередине, и с дымящейся сигаретой в левой руке. Пепел он стряхивал не на пол, а прямо тут же, на мятые простыни:
— Ну здорово Фред! Ну ты прям как бегемот в болоте, перед засухой. Не дождёшься тебя.
Эта фраза несколько вывела красавца из сиюминутного ступора. Нет он не испугался — Фред был не из робкого десятка, просто явление этого… по виду почти мальчишки произошло уж очень неожиданно. Но дело даже и ни в этом.
На него смотрел улыбчивым взглядом тот — с фотографии, с той самой, которая была прислана ему на смартфон.
— Это… Это ты…
— А уж я-то как рад тебя видеть, ты и не представляешь!
Произнёс, такой неожиданный и в то же время, такой долгожданный гость, всё с такой же приветливой и широкой улыбкой на лице, и развёл руки, не выпуская из пальцев дымящуюся сигарету.
Фред чуть не задохнулся от такой наглости этого недомерка — так он для себя окрестил того, с кем предстояло ему встретиться и кто реально — здесь и сейчас, находился всего лишь в паре, в тройке шагов доступности перед ним.
Он даже было вознамерился, что-то ему ответить — что-нибудь дерзкое, наверное, что-нибудь угрожающее, что-нибудь… Ну, всё
— Да понял я, понял. Минут двадцать у вас наверное будет.
С мечтательной интонацией — в чуть приблатнённой форме, и не переставая улыбаться, безжалостно стряхнув очередную порцию пепла слева от себя, проговорил парень и почти без паузы продолжил:
— Но не сразу. Нет! Не сразу… Да ты бы видела этого красавца. Тце. Ох! Знаешь я даже уже жалею, что я не гей… Да тут без разницы, что в пассиве, что в активе… Ну и красив же, падла. А здоров, бычара! Ой-ёй!
Произнёс парень, слегка склонив голову к плечу и глядя на Фреда ещё и с восхищением, одновременно правой рукой потирая разодранный участок спортивной куртки, над своим левым плечом…
Так не бывает…
Я его прикинул, ещё стоя возле ванной комнаты — дверь была прикрыта неплотно и я подглядывал через щель.
Он хорошо пел — чистый баритон, насколько я во всём этом разбираюсь. И пел без напряжения, и раз в десять слабее той мощи, которую могла выдать его глотка — это чувствовалось. Но использовать такую благоприятную, для себя, ситуацию я не стал.
Я, да и все, прекрасно понимали, что Фред — имя, конечно же, мы уже знали, из категории перевёртышей и в свете последних решений, последнего съезда партии, его нужно было брать, а ни что-либо иное — это во-первых. А во-вторых, он появилсяна свет, так сказать, всего лишь за несколько часов до того, как я его увидел, что ни в цвет — совсем ни стыкуется с той легендой, в которой он живёт, здесь и сейчас — серийный, сексуальный маньяк и убийца, с послужным списком из десятка жертв женского пола. Прям какой-то скороёб. И, в конце-то концов, он же не кролик.
К тому же, наблюдая за ним, я уловил в нём, правда вполне возможно, что это мне только показалось, но, тем не менее, заметил за ним этакую, по-детски наивную, попытку больше казаться перед самим собой, чем быть — и это в-третьих. Ну и наконец… Хм. Его не шифровали…
Сейчас же, глядя на его ошарашенность, я только присматриваюсь к нему придерживаясь некоторых, поставленных перед собой, целей. Ну, во-первых, ввести его в состояние — без сознания, нанеся ему, насколько это возможно, наименьший урон. Перед этим дать ему возможность проявить себя, посмотреть степень его погружения в новую роль — это второе, чем чёрт ни шутит, может быть что-нибудь и проявится из его нынешних связей. И в третьих… Но это уже сделает Лю, или те кому она поручит — на двадцать минут беспамятства, без выхода этого красавца из роли, я думаю, они могут рассчитывать.
Да. Приходится так. Когда он начнёт, так сказать, сдуваться, тогда уже ничего, кроме его настоящей жизни, не узнаешь
…до этого, утром
Даша, взяв моё лицо в свои ладошки и преодолевая моё сопротивление, почти уже отстранила его от своей груди.
Заглядывая в мои опущенные глаза, успела, сквозь слёзы, начать свой вопрос:
— Илюша, ты… Ты всё расскажи. Откуда…
Настойчиво-длинный звонок у входной двери, вывел нас обоих из состояния недосказанности и отвлёк. Перевёл в состояние лёгкого удивления, особенно Дашу, и дал мне неожиданную, и такую необходимую передышку. У меня появилась возможность, в обыденном действии выяснения — кто пришёл, что-нибудь придумать.