Ночной шторм
Шрифт:
Стокгольм был красивым городом, построенным на больших и маленьких островах, но Йоаким не чувствовал радости от возвращения в родной город. Все, о чем он думал, были пробки на дороге. Здесь всем постоянно чего-то не хватало. Не хватало квартир, не хватало мест для парковки, мест в детском саду, даже могил для всех умерших не хватало. Столичных жителей призывали кремировать почивших родственников, чтобы те не занимали много места. Об этом Йоаким читал в газете.
Он уже начал скучать по Олуддену. Шоссе было целым лабиринтом из развязок, поворотов, мостов и перекрестков. Йоаким
У Йоакима были дела в городе. Сначала нужно было посетить галерею в районе Эстермальм, чтобы забрать пейзаж, унаследованный от покойных родственников. Владельца галереи не было, но его престарелая мать узнала Йоакима и вынесла ему картину Рамбе в тонкой деревянной коробке.
— Мы вчера осмотрели ее, перед тем как упаковать, — сказала она. — Очень хорошая работа.
— Да, мы тоже так считаем.
— У вас есть другие работы художника на Эланде?
— Не знаю. Знаю только, что одна принадлежит королевской семье, но вряд ли она висит у них в летнем дворце Соллиден.
Уложив картину в багажник, Йоаким продолжил путь, двигаясь на запад по направлению к Бромме. На часах было полтретьего, и дороги пока были свободны. За четверть часа он доехал до места и свернул на улицу, где прежде жил с семьей.
По дому Йоаким скучал гораздо больше, чем по Стокгольму. Дом располагался всего в паре сотен метров от моря, окруженный садом с зарослями сирени. На этой улице находилось всего пять домов, но и их было трудно разглядеть из-за высоких деревьев.
Яблочная вилла представляла собой высокий и просторный деревянный дом, построенный директором банка в начале века. Но до того, как его купили Йоаким и Катрин, в доме жили юные родственники владельцев, поклонники философии нью-эйдж, которые сдавали комнаты по отдельности и больше времени посвящали медитации, чем ремонту.
Молодежь не испытывала никакого уважения к старому дому, и соседи мечтали от них избавиться много лет. Во владение Катрин и Йоакима дом перешел в удручающем состоянии, с совершенно заросшим садом. Они с энтузиазмом взялись за ремонт.
Объемы работы их не пугали: до этого они уже отремонтировали свою первую совместно приобретенную квартиру, в которой до этого проживала восьмидесятилетняя старушка с семью кошками. Йоаким работал учителем труда и занимался домом по вечерам и на выходных. Катрин работала полдня учителем рисования и все остальное время уделяла дому.
Второй день рождения Ливии они отмечали с Этель и Ингрид в доме с разломанными полами, в окружении банок с красками, рулонов обоев и инструментов. В кранах была только холодная вода, потому что в те выходные сломался нагреватель. Когда Ливии исполнилось три года, они уже устроили настоящий детский праздник. К тому времени полы были обновлены, обои наклеены, лестницы ошкурены и покрыты лаком. А к первому дню рождения Габриэля ремонт уже был полностью завершен.
Теперь дом снова выглядел,
Йоаким остановил машину, вышел и огляделся. В квартале было тихо. В соседнем доме жили Лиза и Микаэль Хесслин, ставшие хорошими друзьями Йоакиму и его жене, — но они были на работе. Летом они окрасили дом в желтый цвет. А когда журнал «Красивые виллы» делал о них репортаж, дом был еще белым.
Йоаким повернул голову и посмотрел на деревья. Невольно он подумал об Этель. Почти год прошел, но Йоаким все еще помнил ее крики.
От забора узкая тропинка вела к воде. Никто не видел Этель на тропинке в тот вечер, но это был самый короткий путь к морю.
Йоаким пошел к дому, вспоминая, как сам красил фасад в белый цвет, как аккуратно водил кисточкой и как потом наносил лак.
Йоаким отпер дверь и вошел внутрь. Всю мебель и ковры уже увезли, но воспоминания остались. За три года он и Катрин вложили душу в этот дом. В доме было тихо, но он слышал слабое эхо стука молотка и шороха пилы. Скинув обувь, Йоаким последний раз прошелся по гостиной. На втором этаже он задержался перед одной из комнат для гостей. Маленькая комната с одним окном. Здесь спала Этель, когда жила с ними.
В подвале еще оставались вещи, которым не хватило места в машине в прошлый раз: кресло, пара стульев, два матраса, стремянка, пыльная птичья клетка — память о попугайчике Уильяме, умершем год назад. Йоаким стал носить их наверх. Освободив подвал, он включил пылесос и убрал с цементного пола пыль.
Теперь дом был готов к приему новых владельцев.
Йоаким собрал пылесос, ведра, тряпки, чистящие средства — и сложил у подножия лестницы.
В столярном чулане слева висели инструменты: молотки, клещи, дрель. Их Йоаким тоже упаковал в коробку. Он предпочитал современным изобретениям старые добротные инструменты и приспособления. Гвозди, шурупы, кисти, губки, валики…
Йоаким держал в руках валик, когда внезапно услышал, как наверху открылась входная дверь. Он выпрямил спину и прислушался.
— Эй! — послышался женский голос. — Ким?
Это была Катрин, и в голосе ее звучала тревога.
Он услышал, как входная дверь захлопнулась и раздались шаги в прихожей.
— Эй, я здесь, в подвале! — крикнул Йоаким.
Он сделал шаг по направлению к лестнице, прислушиваясь. В доме было тихо. Йоаким быстро поднялся наверх, гадая, как Катрин могла оказаться в Стокгольме.
Но, поднявшись, обнаружил пустую прихожую и закрытую входную дверь. Йоаким подергал ручку. Дверь была заперта.
— Эй! — крикнул он еще раз.
Никакого ответа.
Йоаким обошел весь дом комната за комнатой, хотя и знал, что Катрин в нем нет — она осталась на Эланде. Зачем ей брать машину и ехать за ним всю дорогу до Стокгольма, ни разу не позвонив?
Наверняка ему показалось. Слуховая галлюцинация.
Йоаким посмотрел на часы. Десять минут четвертого. На улице начинало темнеть.