Ночной шторм
Шрифт:
Йоаким никогда не забудет холодный липкий страх, охвативший его тогда. Он в панике бросился к машине и поехал в центр. Он смертельно боялся, что с Ливией что-то может случиться.
— В конце концов я нашел ее, — сказал он, посмотрев на Герлофа. — На кладбище рядом с церковью Святой Клары. Она заснула рядом с чьим-то склепом. Рядом с ней сидела Ливия. На ней не было куртки, она была холодной как лед и не реагировала на мои слова. Я вызвал «скорую» и отправил Этель в больницу, а потом повез домой Ливию… Катрин вынудила меня сделать выбор. И я выбрал семью.
— Вы сделали правильный выбор, — заметил Герлоф.
Йоаким кивнул, хотя на самом деле он не хотел выбирать.
— С того вечера я запретил Этель приходить в наш дом, но она не слушалась. Мы не пускали ее внутрь, но она приходила два-три раза в неделю и стояла перед калиткой, смотря на дом. Иногда она вскрывала почту, ища в конвертах деньги или чеки. Иногда с ней был какой-нибудь парень… тощий как скелет, в отвратительных грязных лохмотьях.
Перед его внутренним взором возникла сестра, какой он ее видел в последний раз — с синим от холода лицом и спутанными волосами.
— Этель всегда кричала, — продолжил он. — Кричала всякие гадости о Катрин и обо мне. В основном о Катрин. Она вопила и вопила, пока соседи не начинали звонить с жалобами, и мне приходилось выйти и дать ей денег.
— Это помогало?
— Какое-то время. Потом она снова возвращалась. Это превратилось в заколдованный круг. Мы с Катрин просыпались посреди ночи от ее криков… Но, выглянув в окно, видели только пустую улицу.
— Ливия была дома?
— Да.
— Она слышала крики?
— Думаю, да. Она ничего об этом не говорила, но не могла не слышать.
Йоаким снова зажмурился.
— Это было ужасное время. И Катрин начала желать Этель смерти. Она говорила об этом в постели. Что хочет, чтобы Этель употребила наркотик в таком количестве, чтобы ее организм с ним не справился. Ведь рано или поздно передозировка случается у всех наркоманов. Боюсь, мы оба на это надеялись.
— И так и случилось?
— Да. Телефон зазвонил в двенадцать ночи. Я сразу понял, что это касается Этель. Это всегда касалось Этель. — Всего год прошел, подумал Йоаким, а кажется, будто десять лет. — Звонила наша мать Ингрид. Она рассказала, что Этель нашли утонувшей неподалеку от нашей виллы. Катрин в тот вечер слышала, как она кричала у калитки и как потом крики стихли. Она говорила, что, когда выглянула в окно, Этель уже не было. Она пошла к морю. Этель присела на дамбе, чтобы сделать себе укол, и, отключившись, упала в ледяную воду. Она умерла мгновенно.
— Вас дома не было?
— Я вернулся позже. Мы с Ливией были на дне рождения.
— Наверно, это к лучшему.
— Я надеялся, что на этом все закончится. Но я продолжал просыпаться по ночам. Мне мерещились крики Этель с улицы. А у Катрин началась депрессия. Дом был отремонтирован, но мы не могли чувствовать себя в нем спокойно. И мы начали говорить о том, чтобы переехать, скорее всего на Эланд. Вот так мы оказались здесь.
Йоаким замолчал и посмотрел на часы. Двадцать минут пятого. Ему казалось, что он говорил целую вечность.
— Я должен ехать забирать детей, — сказал он.
— Кто-нибудь спрашивал вас о том, как вы себя чувствовали после того, что случилось? — спросил Герлоф.
— Я? Я чувствовал себя нормально.
— Мне так не кажется.
— Вы знаете, мы никогда это не обсуждали в нашей семье. Даже проблему Этель мы не обсуждали. Никто не захочет рассказывать людям, что его сестра наркоманка. Катрин единственная знала… Это я втянул ее во всю эту историю.
— Чего хотела Этель? — спросил Герлоф. — Почему она все время приходила к вам под окна? Ей нужны были деньги на наркотики?
Йоаким надел куртку.
— Не только это, — медленно произнес он. — Она хотела вернуть свою дочь.
— Дочь?
Йоаким заколебался. Об этом трудно было говорить, но все же он ответил:
— Ее отец погиб от передозировки. Я и Катрин были ее крестными родителями, и нам поручили заботу о ней. Год назад мы ее удочерили. Ливия теперь официально наша дочь.
— Но на самом деле она ребенок Этель?
— Больше нет.
23
Тильда сообщила о найденном фургоне в центральный полицейский участок и попросила за ним присматривать. Но Эланд — большой остров, и за всеми транспортными средствами не уследишь.
О чем она не сообщила, так это о словах Герлофа об убийстве на хуторе Олудден. У нее не было никаких доказательств того, что к дамбе действительно приставала лодка, а одной порванной кофты было недостаточно.
— Я вернул одежду Йоакиму Вестину, — сообщил Герлоф Тильде по телефону.
— Ты рассказал ему о своей… теории?
— Нет, случай был неподходящий. Его психика расшатана, сейчас он поверит во все что угодно… Даже в то, что ее убил призрак.
— Призрак?
— Призрак сестры Вестина — наркоманки.
Герлоф рассказал Тильде всю историю несчастной семьи Вестинов.
— Так вот почему они уехали из столицы, — проговорила Тильда. И заключила: — Бежали от воспоминаний.
— Это была одна из причин. Им нравился Эланд.
Тильда вспомнила, как плохо выглядел Йоаким, когда они его навещали.
— Мне кажется, ему нужно поговорить с психологом… или со священником.
— Так я на роль исповедника не гожусь? — усмехнулся Герлоф.
Почти каждый вечер Тильда проходила мимо почтового ящика и каждый раз была близка к тому, чтобы достать из сумки письмо, адресованное жене Мартина, и отправить его. Это было все равно что носить с собой топор: от нее зависело счастье другого человека, и это ощущение безграничной власти было для нее ново. Конечно, счастье Мартина тоже теперь зависело от нее. Он продолжал звонить и спрашивать, как у нее дела. Тильда отвечала односложно, боясь, что бывший любовник спросит, нельзя ли ее навестить.