Ночной скиталец
Шрифт:
Ланс прочистил горло и протянул тяжелый меч Розалин.
— Есть давний обычай: наследник Замка Леджер преподносит своей невесте…
— О, нет, пожалуйста, — сказала Розалин, пятясь назад. — Я не хочу этого.
Казалось, Ланса расстроили слова девушки, но он поторопился заверить ее:
— Я знаю, что ты должна думать, Розалин. Эта проклятая вещь уже подвергла тебя достаточной опасности. Но я дам тебе сундук, в котором всегда запирал меч. И клянусь, ни один вор в мире не осмелится нарушить границы Замка
— Я боюсь не этого.
— Тогда чего, любимая?
Любимая? Розалин вздрогнула. Когда Ланс стал называть ее так? Она поспешно сделала еще один шаг назад.
— Я не могу принять меч, потому что знаю, что это должно означать. Твой брат сказал мне.
— Спасибо, Святой Валентин, — пробормотал Ланс. — Как всегда кстати.
Он сделал еще одну попытку подойти, но тут же издал раздраженный возглас, когда Розалин быстро отскочила за пределы его досягаемости.
— Розалин, это еще один чертовски нелепый обычай моей семьи. Это ни черта не значит.
— Нет, значит! Если ты даешь мне этот меч, это значит, что ты вручаешь мне свое сердце и душу навечно. В нашем случае это едва ли приемлемо. Ты должен… должен…
«Должен сделать что?», — подумала Розалин, запнувшись и умолкнув. Сохранить меч и однажды отдать женщине, которую он полюбит, его истинной избранной невесте? Но предполагается, что это она. И теперь, когда Ланс женат на ней, он никогда не сможет вручить этот меч кому-то другому.
Розалин прижала ладонь ко лбу: голова кружилась от расстройства, чувства вины и смущения.
— Пожалуйста, — только и смогла прошептать она.
В течение долгого мгновения Ланс колебался, но затем с тяжелым вздохом опустил меч.
— Очень хорошо, — сказал он. — Не могу сказать, что виню тебя. Если бы кто-то предложил мне сердце и душу, подобные моим, я бы тоже не захотел их.
— О, нет, — в испуге воскликнула Розалин. — Я не имела в виду…
Но Ланс успокоил жену легким прикосновением к ее губам.
— Как обычно, моя дорогая, я просто дразнил тебя.
Тогда почему было что-то печальное и даже немного тоскливое в том, как он убрал меч обратно в ножны? Розалин смотрела на мужа, чувствуя себя намного несчастней, чем прежде, даже не зная, что сказать.
Она вздохнула с облегчением, когда Ланс прервал эту неловкую паузу.
— Я должен оставить тебя, чтобы ты закончила расчесывать волосы, или что ты там делала перед зеркалом. Надеюсь, у тебя есть все, чтобы чувствовать себя уютно?
— Д-да, — Розалин попыталась улыбнуться. — Вы были очень предусмотрительны, сэр.
Странно, но Ланс вздрогнул от этих слов.
— Позже я пришлю слуг, чтобы они унесли из комнаты мои оставшиеся вещи.
— О, нет! В этом нет нужды. В конце концов, раньше это была твоя комната. Я с легкостью могу занять другую.
— Нет. Я уже нашел для себя удобную спальню, наверху в башне.
Розалин залилась горячим румянцем, ее взгляд заметался от него к кровати и обратно, она едва понимала, куда смотрит.
Ланс тихо засмеялся, потянувшись к ее руке.
— Моя милая, ты действительно должна привыкнуть к моим поддразниваниям, иначе…
Он остановился, нахмурившись.
— Бог мой, Розалин. Ты замерзла.
Замерзла? Розалин, казалось, не чувствовала ничего, кроме жара пальцев Ланса, переплетенных с ее.
— Почему ты не позвала свою горничную или кого-то из слуг, чтобы они разожгли здесь огонь? — он легко провел ладонью по ее обнаженной руке, и она неудержимо задрожала от тепла его прикосновения.
— Это все проклятая одежда, — сказал Ланс, нахмурившись. — Совсем не подходящая для свадьбы под дождем. Я должен был найти тебе что-то другое.
Розалин попыталась отстраниться, заверить его, что с ней все в порядке, но, начав дрожать, она не могла остановиться. И причина была не в одежде или в холодной комнате. Причина была в фальши ее фиктивного брака, в том, что разрывало ее надвое: отчаянная любовь к одному мужчине и при этом явное физическое влечение к другому.
Ее горло сжалось, а глаза наполнились слезами. Девушка наклонила голову, не желая выказывать свою слабость перед Лансом. Но было поздно. Он уже увидел. Он смотрел на нее с такой заботой, что это только ухудшало положение.
— Иди сюда, — хрипло прошептал он, притягивая ее к себе.
Розалин неохотно подчинилась, холодная и неподатливая поначалу. Но было невозможно не оттаять в его сильном объятии, в его утешающих руках, притягивающих ее все ближе. Розалин внезапно осознала, как она замерзла, замерзла давным-давно — возможно тогда, когда Артур умер и оставил ее в полном одиночестве.
Конечно, у нее были воспоминания, чтобы согреваться ими, а теперь еще и сэр Ланселот, который обожал ее, любил ее, ласкал ее темным огнем своих легендарных глаз. Но иногда… Розалин осуждала свою слабость… иногда женщина отчаянно нуждается в прикосновении и объятии.
Она прижалась к Лансу, слезы, сдерживаемые ею все утро, струились по его жилету. Он укачивал ее в своих объятиях, шепча бессвязные нежные слова утешения ей на ухо. Эти слова звучали так, как будто он извинялся за что-то, но Розалин не могла сказать, за что именно Ланс просил у нее прощения.
Это едва ли имело значение. Простой звук его голоса успокаивал, и девушка почувствовала, как бремя ее отчаяния начинает уменьшаться. Она сморгнула последние капельки слез, но все еще испытывала странное нежелание покинуть убежище рук Ланса.