Ночной скиталец
Шрифт:
— Отчего вы чувствовали себя виноватой, миледи?
Розалин с изумлением посмотрела на находящееся в тени лицо сэра Ланселота, удивляясь, что именно он спрашивает ее об этом.
— Потому что они все считают меня избранной невестой Ланса, считают, что он и я — две половинки какой-то великой истории любви. И вот я здесь, уже предаю его, — Розалин сжала руки под плащом. — Теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря о мучительных грехах, заставляющих вас скитаться по земле. Осмелюсь сказать, что со мной случится то же самое, когда я умру.
— Моя дражайшая забавная маленькая Розалин! — голос Ланселота
Розалин хотела бы быть такой же уверенной в этом. Она, казалось, не могла перестать вспоминать то, как Ланс вышел из спальни, чувствовать оскорбленную гордость, обманутое желание в его прощальных словах.
«Если когда-нибудь ты захочешь меня по другой причине, ты знаешь, где меня найти».
Розалин внезапно встала, больше не считая скрывающую их темноту такой уж успокаивающей, потому что временами голос сэра Ланселота слишком напоминал голос ее мужа.
Она сделала несколько шагов по дорожке, сэр Ланселот двинулся за ней.
— Миледи, я никогда не хотел, чтобы вы испытывали такие страдания. Я лишь желал вам счастья. Если вы когда-нибудь почувствуете потребность прекратить нашу связь, — Розалин услышала, как он запнулся, произнося эти слова, как будто они давались ему с большим трудом, — если придет день, и вы предпочтете вашего мужа мне, я пойму и…
— Нет, нет! Этого никогда не случится, — поспешно воскликнула девушка. Даже слишком поспешно, осознала она с отвращением. Розалин повернулась лицом к Ланселоту, чтобы заверить его.
— Я люблю вас. Только вас. На веки вечные.
Ее заявление вызвало вымученную улыбку на его губах, но даже в этой темноте девушка видела, что в этой улыбке было больше боли, чем радости.
Розалин почувствовала себя еще более виноватой, чем прежде. Это была полностью ее ошибка, что ее бедный Ланселот почувствовал себя вынужденным предложить такую героическую жертву. Все эти глупые разговоры о грехах и угрызениях совести… На это было потрачено слишком много драгоценных секунд, которые имелись у них, чтобы побыть вместе.
Призвав на помощь свою самую яркую улыбку, она заставила сэра Ланселота говорить о чем-нибудь другом, а не о ее несчастливом браке. Они провели следующую четверть часа, бродя по садовым тропинкам вместе, пока ее благородный рыцарь изливал на нее слова любви и обожания, которые могли покорить любую леди.
Но, возможно, дело было в мрачности ночи, несущихся по небу облаках, беспокойном зове моря… Все это будоражило ее кровь, вызывая в Розалин странное неудовлетворение. Жажду чего-то большего, чем простые слова.
Даже когда она подошла ближе к Ланселоту, ее взгляд устремился к тени старой тюремной темницы, неясно видневшейся вдалеке, к самой высокой ее башне, где в узком окне все еще мерцал одинокий огонек.
Сердце Розалин забилось сильнее. Означало ли это, что Ланс тоже все еще бодрствовал? Возможно, уныло запирая меч Сент-Леджеров в свой сундук? Или шагая из стороны в сторону, также беспокойно, как она, преследуемый слишком многими невысказанными желаниями и неутоленной жаждой?
Розалин задрожала в темноте, пытаясь
Глава 15
Розалин тихо шла по коридорам Замка Леджер, зажав в руке маленькую деревянную шкатулку. Полы светло-серого платья шелестели вокруг ее лодыжек. Дженни тщательно удалила с одежды своей хозяйки всю черную отделку, заменив ее снежно-белыми кружевами.
«Больше не вдова, но все еще и не жена в полной мере», — мрачно подумала Розалин. Пытаясь найти дорогу в старую часть замка, она ощущала себя незваной гостьей в этом поместье.
Девушка полагала, что двигается в правильном направлении, поскольку деревянные балки и каменная кладка в этом проходе казались намного более древними, чем остальной дом. Тонкие лучи послеполуденного солнца, пробивающиеся сквозь узкие окна, освещали ее путь, и Разалин осторожно ступала по неровному полу, крепко прижимая к себе шкатулку.
В ней находилось кое-что из вещей Ланса, забытых лакеем, который забрал остальные принадлежности Сент-Леджера из спальни. Розалин все утро внимательно прислушивалась, пытаясь уловить звук голоса мужа. Но когда тот не появился даже за завтраком, она сложила его вещи, решив, что сама передаст их ему.
Возможно, она разыскивала мужа просто потому, что не могла сосредоточиться ни на каком занятии, даже на чтении обожаемых ею книг об Артуре. Но Розалин полагала, что это естественные последствия той нелегкой ночи, которую она провела.
Девушка недолго оставалась в саду с сэром Ланселотом, потому что ее благородный рыцарь настоял, чтобы его возлюбленная вернулась в дом, прежде чем замерзнет до смерти от ночной сырости. К своему большому неудовольствию, она вынуждена была смиренно подчиниться.
Когда-то Розалин считала, что готова умереть ради любви, но когда мечты стали реальностью, оказалось, что она даже не хочет подвергать себя риску схватить простуду.
Розалин поморщилась, зная, что это не так. Настоящей причиной того, что она согласилась уйти, оказались ее своенравные мысли, которые то и дело возвращались к Лансу. Он начал занимать слишком много места в ее голове, подобно волнующей головоломке, требующей решения. Порой он, казалось, был просто пустым повесой, не думающим ни о чем, кроме собственного удовольствия.
Но иногда Розалин замечала намек на какое-то более глубокое чувство в темных глазах Ланса, на то, что скрывалось за его насмешливыми, чарующими улыбками. Едва уловимый образ мужчины, которым он мог бы быть: нежным и сострадательным, даже заботливым, если захочет. Или же она просто начинала наделять мужа чертами своего любимого сэра Ланселота, потому что так отчаянно хотела, чтобы он был им?
Чем дольше Розалин шла по узкому коридору, тем больше понимала, какой глупой была. Она даже не была уверена, что найдет Ланса. А если и найдет, он, вероятно, не очень обрадуется, увидев женщину, которая отвергла его меч и не захотела разделить с ним брачное ложе.