Ночной зверёк
Шрифт:
— Типа как «мы спасители мира, не убивайте пожалуйста нас и нам подобных»? — спросил Аштар.
— Вроде того. Мы могли бы доказать, что хотим жить в этом мире не меньше всех остальных, — сказал Адрамаут. — Мы с Мескете не будем заставлять вас участвовать. В случае, если у нас не получится, вряд ли можно будет просить экстрадиции обратно в Государство. Но вы просто спрячетесь во Дворе вместе с нами. И если нам повезет, мы все вместе вернемся…
Он помолчал, а потом сказал как-то неуверенно, будто это слово не совсем подходило:
—
— Стоп, — сказала Эли. — А как мы вообще убьем Царицу?
— Мы, — сказала Мескете.
— Я и говорю: мы. Мы ведь команда или вроде того. Вы же сами так всегда говорили.
Адрамаут и Мескете переглянулись, а потом Адрамаут сказал:
— У нас есть идеи по этому поводу. Но пока мы вам их не скажем. Неужели вы думаете что во Дворе нет Инкарни, способных читать мысли? И скорее всего вы встретитесь с ними до того, как Царица предоставит вам полную свободу пребывания. Мы с Мескете вполне умеем скрывать свои мысли…
Амти подумала, что наверняка научились делать это в постели с Царицей, Мелькарт поймал ее взгляд, хмыкнул, оскалив зубы.
— Но когда придет время, поверьте, мы все вам расскажем, — продолжил Адрамаут. — А теперь давайте сделаем вид, что у нас демократия и проголосуем! Кто за то, чтобы отправиться во Двор и попытаться совершить покушение на Царицу абсолютного зла — поднимите руки.
Амти подняла руку, как и Эли с Аштаром. Неселим помолчал, потом сказал:
— Воздержусь. Пока что.
Шайху поднял руку, сказал:
— Ну, по крайней мере там, наверное, веселее, чем в деревне.
— Это да, малыш, — сказал Адрамаут. — Ты и не представляешь, насколько.
Мелькарт долго молчал, в какой-то момент Амти показалось, будто он завис, как картинка на телеэкране, когда неожиданно обрывается эфир. Потом он поднял руку и немедленно отсалютовал. А потом немедленно выпил.
Мескете сказала:
— Но для видимости демократии нужен и альтернативный вариант. Кто за то, чтобы уйти в леса, когда сюда приедут Псы и мерзнуть там, пока Царица не уничтожит мир?
Неселим сказал, понимая, что последние слова были обращены именно к нему:
— Это ангажированный вариант, ты ведь и сама это понимаешь. Но хорошо, Двор так Двор.
Амти подумала, что испытывает странное возбуждение от одной мысли о Дворе. Ей вдруг показалось, что отчасти все причины, по которым они сбегают есть лишь только верхний слой, некие рациональные доводы, которые только оправдывают их тайное и сильное влечение к месту, которое можно назвать домом всех Инкарни.
Амти чувствовала, что Мескете и Адрамаут, будто переломавшиеся наркоманы, хотят и не хотят снова испытать что-то, что может дать Двор. Так же и сама Амти — она видела ужасные вещи, но ей хотелось снова вдохнуть воздух мира абсолютной тьмы.
Амти была уверена, что Эли и Аштар, которые и не были там никогда, чувствуют позыв отправиться туда на уровне почти неизъяснимом. Наверное, так рыба движется на нерест или птицы улетают на юг.
В одном Мескете и Адрамаут были правы: это лишь вопрос времени, когда Псы найдут их. Сейчас, когда Инкарни Двора совершили теракты, они прочешут каждый дом, лишь бы найти кого-то, на кого можно спустить народный гнев.
Когда людям больно и страшно, им все равно, кого за это наказать.
Госпожа Шэа и Маарни вернулись, Мескете сказала:
— Мама! Ты могла бы достать нам зеркала? Мы дадим тебе деньги, но нам нужно хотя бы три.
— Зачем вам зеркала, мамочка?
— Чтобы отправиться в путешествие, милая. По работе. Но мы вернемся к тебе, как только сможем.
Госпожа Шэа подумала, а потом сказала:
— Здесь у меня есть хорошие друзья. Если нужно, мне не откажут. Пока вы тихонько посидите в погребе, я попрошу соседа помочь мне принести их.
И Амти подумала, как это неправильно, что она не отговаривает собственную дочь. Амти непременно бы отговаривала. Перфекти, судя по госпоже Шэа, не были хорошими, хотя были добрыми, по крайней мере не были хорошими в том смысле, в котором это слово понимала Амти.
Чего-то в госпоже Шэа не хватало.
Впрочем, сказал внутренний голос, кто бы говорил.
В погребе они сидели довольно долго, Амти все время чихала от запаха пыли, а их с Эли компания — банки соленых огурцов, постоянно норовили упасть от любого резкого движения. В погребе они решили поиграть в слова, и Амти мало того, что все время доставались слова на букву «я», так еще и Мелькарт всегда говорил за нее и требовал зачесть это как подсказку.
Потом решили поиграть в «правду или вызов», но Эли все время задавала вопросы про секс и Неселим отказался играть.
Амти казалось, что снаружи, над ними проплывают года.
— А что если мы уже мертвы и это и есть загробный мир? — спросила Амти.
— Ой, заткнись, — сказал Шайху.
В целом им было не привыкать сидеть целыми днями под землей, но сейчас какое-то невероятное возбуждение охватывало Амти, делая ее пребывание здесь невыносимым. Похожее ощущение, судя по всему, было и у остальных.
В конце концов, Амти услышала тихие шаги Маарни. Она показала что-то жестами, Адрамаут засмеялся.
— Все готово, — сказала Мескете. — Бери оружие, Мелькарт.
— Ты уверена, что во Дворе… — начал Неселим.
— У нас во Дворе есть такая демократическая свобода, как право на ношение оружия, — сказал Адрамаут. — И еще одна: право его применять. Поэтому, вот, возьми дробовик и поднимайся.
Госпожа Шэа поставила зеркала в своей комнате. Шторы были задернуты, четыре зеркала в человеческий рост стояли в ряд. Одно из них, с каркасом из цветов, в которых притаились поющие птички, явно пребывало здесь всегда. Не то чтобы они занимали всю стену, как требовалось в списке покупок, но это было лучше, чем ничего. Госпожа Шэа спросила: