Ночные бомбардировщики
Шрифт:
А спустя некоторое время экзамен держали многие: на учениях была поставлена трудная задача — поддерживать наступающие сухопутные войска с воздуха, подавлять и уничтожать на поле боя танки и артиллерию «противника».
Погода не благоприятствовала: над землей висели низкие облака, пряча вершины сопок. Снежное покрывало затянуло неровности, затрудняло определение высоты и ориентировку. Надо было обладать большим летным мастерством, чтобы выдержать жесткий режим полета: точно соблюдать место в строю, вести ориентировку, поиск целей и поражать их.
Перед самым вылетом обстановка еще более усложнилась. Начался снегопад. Старший
— Кто желает лететь со мной в первой группе? — спросил командир у выстроившихся летчиков.
Каждый из них понимал, какого напряжения и даже риска требует задание.
Будто по команде строй сделал шаг вперед: все до одного летчика. [174] Полковник включил в группу и молодых.
Истребители-бомбардировщики шли на малой высоте. Мелькали под крыльями приютившиеся в долине деревеньки, еще не скинувшие с себя предутреннюю дымку небольшие рощицы. Внезапно впереди горизонт расплылся и заплясал ярко-оранжевыми всполохами: началась артиллерийская подготовка наших войск. Огненный вал вздымался до самых облаков. Истребители-бомбардировщики стремительно приближались к цели. Было похоже, что через мгновение истребители ворвутся в огненное облако и огонь захлестнет машины. Не у каждого даже опытного летчика хватает при виде такого зрелища выдержки и мужества. Виктор Георгиевич был свидетелем, когда в подобной обстановке дрогнула рука у седовласого пилота, имеющего тысячу часов налета, и он преждевременно потянул ручку управления на себя. Истребитель-бомбардировщик взмыл ввысь раньше, чем требовалось для маневра, и бомбы легли далеко от цели. Не дрогнет ли рука теперь у его ведомых?
Огненный вал полыхнул уже, казалось, перед самолетами. Артиллеристы должны прекратить стрельбу, как только самолеты появятся над их позициями: не замешкаются ли?
Не замешкались. Огненный вал так же внезапно исчез, как и появился. Пора...
Удар группы истребителей-бомбардировщиков был внезапным и сокрушающим.
Старший начальник дал высокую оценку мастерству летчиков, ведомых полковника Романова.
...Ночью выпал пушистый снег, подровнял дорожки, подбелил крыши домов, на деревьях и проводах повис иней. Утром он огненными блестками сверкал в лучах восходящего солнца. Все вокруг выглядело празднично. И на душе у Виктора Георгиевича, шагавшего к штабу, тоже было празднично. Поздно вечером ему позвонил генерал и поздравил с высокой правительственной наградой — орденом Красного Знамени.
У штаба стояли офицеры. Увидев командира, они пошли навстречу, окружили его, они уже знали о награде и поздравляли полковника. Среди офицеров были и Валерий с Петром...
Виктор Георгиевич простился с полком. Но куда бы он ни уехал, за своих ведомых он спокоен — они справятся с любой задачей. [175]
Согласно инструкции...
Капитан Чекунов, назначенный летчиком-инструктором вместо старшего лейтенанта Новикова, курсантам не понравился. Прежний инструктор был веселый, энергичный, пилотировал отчаянно, с озорством, разборы полетов проводил с шутками и прибаутками. Чекунов же говорил мало, больше спрашивал, а уж когда говорил, то слова его надолго западали в память.
Особенно не понравился капитан курсанту Акимову. После первого с ним контрольного полета в зону, где Акимов
— Летаете неплохо. Но если так будете путать, к самолету не подпущу.
А в твердости капитанского слова курсанты убедились в первые дни знакомства, когда один из них, предупрежденный Чекуновым за недисциплинированность при повторении проступка, был отчислен из училища.
Но одну хорошую черту его — непоколебимое спокойствие в воздухе отметили все. Капитан никогда не кричал, не вмешивался в управление, замечания делал в исключительных случаях; порою казалось, что в инструкторской кабине никого нет. Но на земле капитан вспоминал вес мелочи, и жалкий вид имел тот, кто допускал ошибки из-за халатности, незнания или самомнения. Капитан потом спрашивал с неудачника на каждой предполетной подготовке, «склонял» его на каждом разборе.
Больше всех страдал Акимов. Считавшийся при старшем лейтенанте Новикове хорошо подготовленным и способным курсантом, он теперь никак не мог смириться с тем, что его называли отстающим. Вот и сегодня, разбирая прошедшие полеты, Чекунов вспомнил даже давнюю ошибку Акимова.
«И чего он ко мне привязался? — думал курсант, — Была бы ошибка серьезная, а то — перепутал порядок. От перестановки слагаемых сумма не меняется. Сделал-то я все правильно».
Заканчивая разбор, капитан в который раз приказал:
— Повторите порядок и маршрут осмотра самолета. Капитан внимательным взглядом окинул класс. Его черные, с прищуром глаза, казалось, проникали в самую глубь души каждого.
— Курсант Назаров. [176]
Назаров, полный и неуклюжий, встал, начал поправлять под ремнем гимнастерку.
— Застегните пуговицу, — указал Чекунов на воротник.
«Вот буквоед, — мысленно возмутился Акимов. — Новиков в такую жару разрешал сидеть расстегнутыми».
Назаров застегнул пуговицу и стал тихим, тягучим голосом рассказывать порядок осмотра самолета. Полуденная июльская духота и монотонные интонации Назарова действовали на курсантов усыпляюще. Акимов видел, как клевал носом его сосед сержант Лаптев — серовато-синие зрачки его глаз смешно подкатывались под верхние веки, длинные белесые ресницы медленно опускались. Несколько секунд он сидел неподвижно, потом вздрагивал, встряхивался, а спустя некоторое время все начиналось сначала.
Назаров закончил. Чекунов разрешил ему сесть.
— Сержант Лаптев, — вызвал он, не поднимая глаз от журнала, в котором делал запись.
Лаптев вскочил и вытянулся в струнку.
— Расскажите полет по «коробочке».
Лаптев, в противополжность Назарову, отвечал быстро и четко. Но когда он дошел до четвертого разворота, Чекунов остановил его.
— Какую ошибку допустил сержант Лаптев? — обратился он ко всем.
Назаров поднял руку.
— Пожалуйста.
— После третьего разворота Лаптев забыл убрать «газ».
— Правильно, — кивнул Чекунов.
— Так это само собой разумеется, — возразил Лаптев. «Новиков обязательно вставил бы острую шпильку и этим ограничился, — подумал Акимов, — а этот теперь еще недели две будет спрашивать о полете по «коробочке».
Чекунов взглянул на Акимова и словно прочитал его мысли.
— Медведь с попугаем тоже разумели, — ответил он Лаптеву, — а сесть не сумели. Слыхали такой анекдот?
Лаптев смущенно пожал плечами. Акимов насторожился: впервые в голосе капитана зазвучала веселая ирония.