Ночные бомбардировщики
Шрифт:
Газик свернул с дороги и, не сбавляя скорости, помчался к самолету. Метрах в десяти шофер затормозил. Чекунов на ходу выпрыгнул из машины и широким шагом пошел навстречу Акимову. Курсант, не дойдя до него, остановился, вытянул руки по швам.
— Товарищ капитан, — голос Акимова дрожал, — произвел вынужденную посадку из-за... забыл переключить кран топлива, — он виновато опустил голову, готовый услышать самый суровый приговор.
Чекунов резко повернулся и, не говоря ни слова, быстро прошел к самолету. Одним рывком взобрался на плоскость, несколько секунд молча смотрел в кабину, потом, спускаясь на землю, мельком взглянул на Акимова. Этого было достаточно, чтобы увидеть полные негодования глаза
— В следующий раз придется с тобой сажать попугая, может, вдвоем не будете забывать. А с посадкой ты справился мастерски, — сказал он сухо, но в голосе уже не было прежней суровости.
Командирская наука
Лейтенант Анатолий Супрун тяжелыми шагами мерил самолетную стоянку, изредка бросая тоскливый и завистливый взгляд в небо, где, как молнии, проносились серебристые «миги», оставляя на голубой глади легкие белопенные полосы. Полк проверяла летная комиссия из вышестоящего штаба. А его, лейтенанта Супруна, в полеты не включили. Получается так, будто он, лейтенант Супрун, летает хуже других. Но ведь прошло уже больше года, как он прибыл из училища, недавно сдал зачеты на класс. И как сдал, на пятерку! Проверял сам генерал. Да и в училище одним из первых вылетел самостоятельно на учебном самолете, в числе первых приступил к полетам на боевом.
Технику пилотирования на выпускных экзаменах у Анатолия принимал сам начальник училища и поздравил крепким рукопожатием. Потом с ним в воздух поднялся Герой Советского Союза, прославленный летчик. Когда сели, он похлопал Анатолия по плечу и сказал: «Молодец! Добрый из тебя выйдет пилот, если и дальше будешь так стараться...»
«Добрый пилот»... Разве он не старался? И разве не был им доволен комэск второй майор Журавлев, под чье начало он попал служить после училища?
Обида клокотала в душе лейтенанта. Он никогда еще не чувствовал себя таким оскорбленным и униженным. Не зря говорят, не родись красивым, а родись счастливым. Анатолий Супрун родился красивым: кареглазым, темно-русым, тонким и стройным, как молодой тополь. А вот счастья... Товарищи летают, участвуют в летно-тактических учениях, а он ходит по самолетной стоянке...
Супрун считал, что ему крепко повезло. Самолеты [182] в полку были самые современные, летчики самые опытные, что же касается командира майора Журавлева, то это был подлинный ас, энергичный, собранный, как сжатая пружина. Он такие закручивал виражи, петли и полупетли, что, бывало, в ушах звенело.
Анатолий любил сложный пилотаж. Где еще испытаешь такие острые ощущения? Для военного летчика это основа основ. Благодаря отменному пилотажу не раз выходил победителем его однофамилец из боя с численно превосходящим противником — Анатолий перечитал все статьи и очерки о знаменитом асе Степане Супруне. В пилотаже оттачивается глаз, закаляется воля, крепнут мускулы. В пилотаже летчик познает машину, учится «чувствовать» ее, повелевать ею. Пилотаж сродни песне, музыке!
Супрун жадно схватывал все, чему комэск старался его научить. Мастерство летчика быстро росло, вместе с ним росла вера в свои силы, в свою незаурядность.
Однажды в полк приехал командующий, предельно строгий и требовательный молодой генерал. Его интересовала подготовка вновь прибывших летчиков. Командир запланировал с ним в полет лейтенанта Супруна.
Генерал был немногословен. Он не сделал замечания ни после виража, ни после боевого разворота, и Супрун, ободренный этим, с еще большим старанием крутил фигуру за фигурой.
На земле генерал тоже говорил мало, но по
В летной книжке у молодого пилота появилась еще одна пятерка, и после этого командир полка объявил, что из второй он переводится в первую эскадрилью к майору Белоглазову.
Да, на первую эскадрилью Анатолий возлагал большие надежды. И вот вместо больших высот ходит оп по самолетной стоянке и смотрит, как летают другие...
На заправку зарулила шестерка — номерной знак самолета командира звена старшего лейтенанта Лещенко. Вот кому повезло, с неприязнью подумал Супрун. Ни летным талантом не выделяется, ни твердостью характера, а — командир! Все старается поучать, хотя всего лишь на год раньше Анатолия училище закончил. Нет, не о таком командире звена мечтал Супрун: чтобы и возрастом был старше, и опытом, да и по внешнему виду посолиднее.[183]
А этот... Как мальчишка, бегает вокруг самолета. Заправлять топливом баки самолета сам стал, будто техника нет. Тоже мне, командир. И обида с новой силой защемила сердце.
С чего, собственно, все началось?.. С того самого первого полета с майором Белоглазовым. Комэск сидел в задней кабине и ничем не напоминал о своем присутствии. Небо! Оно было прекрасным: синее, с позолоченной каемкой у горизонта, чистое и безмятежное, как первый поцелуй любимой. И заиграла кровь у Супруна, запело сердце. Тело налилось энергией, мускулы силой. Толкнул он ручку управления от себя и стал в высоком темпе азартно крутить фигуру за фигурой. Машина, подпевая ему, послушно ложилась с крыла на крыло, описывая виражи, петли, перевороты. «Пусть знает майор, какой летчик пришел к нему в эскадрилью», — думал он.
На земле Анатолий подождал, пока первый выйдет из кабины командир, и, спустившись следом за ним, бодро доложил:
— Лейтенант Супрун задание выполнил. Разрешите получить замечания.
Он ждал, что командир улыбнется, и как генерал, хлопнет его по плечу или пожмет
руку.
Но майор не улыбнулся, не протянул руку. Неторопливо закурил и, глубоко затянувшись, о чем-то задумался. Супруну показалось, командир чем-то недоволен.
— Резко работаете управлением, — сказал, наконец, майор. — Рвете, как необъезженную лошадь. — И, затянувшись, заключил: — Слетаем еще раз.
В летной книжке появилась первая четверка. Четверка после стольких тренировок! Супрун недоумевал. Что это, случайность? Нет! Просто он пришелся командиру не по душе. Что значит, резко работаете управлением? Военный летчик он или возчик молока? Современный боевой самолет не телега, и в воздушном бою без стремительности, виртуозности победы не добиться. А он...
Через несколько дней командир снова поднялся с ним в воздух. И снова тот же результат.
— Торопитесь, — подчеркнул майор. — Нельзя так. Впереди у нас сложные виды боевой подготовки и чистота техники пилотирования — главное условия для овладения ими. Внимательнее читайте условия упражнения, больше тренируйтесь.
Такое никто еще не говорил Супруну. Даже в училище. [184] Причем тут чистота? Чистота нужна на взлете и посадке, а в воздухе самолет должен вертеться, как черт.
Супрун все больше убеждался, что майор Белоглазов питает к нему неприязнь. На каждой предварительной подготовке он донимал лейтенанта вопросами, перед полетами заставлял подолгу сидеть в кабине тренажера. Он уделял Супруну особое внимание как самому слабому, самому отстающему летчику, и в душе молодого офицера кипело негодование. Но он сдерживал себя и верил, что время его придет и он еще покажет себя. «Эх, если бы я участвовал в этих учениях! — сокрушался он. — Пусть бы комиссия оценила, кто лучше отстреляется на полигоне, кто быстрее найдет нужный объект и привезет лучшие разведданные».