Ночные крылья (сборник)
Шрифт:
Я с усилием произнес сквозь сжатые губы:
– Твои изыскания увенчались успехом?
– И большим. Где Эвлюэлла?
Я показал вверх. Гормон кивнул.
– Ну, что ты обнаружил? — спросил я.
– Этот город, несомненно, Роум.
– Никто в этом и не сомневался.
– Я сомневался. Но теперь у меня есть подтверждения.
– Да?
– В кошеле. Погляди.
Он извлек из-под туники свой кошель, поставил его на землю рядом со мной, раскрыл настолько, чтобы туда могла пролезть рука. Бормоча что-то себе под нос, он начал вытаскивать нечто тяжелое из его нутра, нечто из белого камня: длинный мраморный цилиндр, как я теперь видел, длинный и изъеденный временем.
– Из храма императорского Роума! — восхищенно воскликнул он.
– Не надо было брать его оттуда.
– Погоди! — закричал он и снова сунул руку в кошель. Он вытащил полную пригоршню круглых металлических пластинок и со звоном высыпал их к моим ногам. — Монеты! Деньги! Погляди на них, Наблюдатель! Лица царей!
– Кого?
– Древних завоевателей. Разве ты не знаешь историю минувших веков?
Я с удивлением взглянул на него.
– Ты говоришь, что не входишь ни в один союз, Гормон. А не может быть так, что ты — Летописец и скрываешь это от меня?
– Погляди на мое лицо, Наблюдатель. Могу ли я принадлежать к какому-нибудь союзу? Разве Измененного туда возьмут?
– Пожалуй, — сказал я, оглядывая его золотистые волосы, толстую восковую кожу, багрово-красные глаза, щербатый рот. Гормон был вскормлен гератогенетическими лекарствами. Это был урод, прекрасный в своем роде, но все-таки урод. Измененный, вне человеческих законов и обычаев Третьего Цикла Цивилизации. У Измененных не было даже своего союза.
– Тут есть кое-что, — сказал Гормон. Кошель был невероятно вместительным, в его серый морщинистый зев мог при необходимости войти целый мир, и в то же время он был размером с руку, не больше. Гормон достал оттуда части механизмов, катушки с записями, угловатые предметы из коричневого металла, которые могли быть старинными инструментами, три квадратика сверкающего стекла, пять обрывков бумаги (БУМАГИ!) и еще целую кучу разных старинных вещей.
– Видишь, — сказал он. — Плодотворная прогулка, Наблюдатель. И все это собрано не просто так. Каждая вещица записана, снабжена этикеткой: пласт, возраст, местонахождение. Здесь у нас десять тысячелетий Роума.
– А стоило ли брать эти вещи? — спросил я с сомнением.
– Почему бы и нет? Кто их хватится? Кто в наше время заботится о прошлом?
– Летописцы.
– Для их работы не нужны предметы.
– Но зачем тебе это нужно?
– Меня интересует прошлое, Наблюдатель. Я несоюзный, и я увлекаюсь наукой. Что тут такого? Разве урод не может искать знания?
– Конечно, конечно. Ищи, если хочешь. Заполняй свое время. Это Роум.
На восходе мы отправимся. Я надеюсь найти там работу.
– У тебя могут быть затруднения.
– Почему это?
– В Роуме сейчас полно Наблюдателей, можешь не сомневаться. Вряд ли будет большая нужда в твоих услугах.
– Я буду искать милости Принца Роума, — сказал я.
– Принц Роума — холодный, тяжелый и жестокий человек.
– Ты его знаешь?
Гормон пожал плечами.
– Слыхал кое-что, — он начал затискивать свои сокровища обратно в кошель. — Попытай счастья, Наблюдатель. Разве у тебя есть выбор?
– Никакого, — сказал я, и Гормон рассмеялся, а я — нет.
Он засовывал свою добычу обратно.
Я обнаружил, что глубоко задет его словами. Он казался слишком уверенным в себе в этом непостоянном мире, этот несоюзный тип, уродливый мутант, человек с нечеловеческим обличьем. Как он мог быть таким холодным, таким меняющимся? Он жил, ни капельки не интересуясь бедственностью своего положения, и задирал всякого, кто выказывал страх. Гормон странствовал с нами девятый день, мы повстречали его в древнем городе у подножья вулкана, к югу от берега моря. Я и не предполагал, что он присоединится к нам. Он предложил себя сам, с согласия Эвлюэллы, как я думаю. Дороги темны и холодны в это время, леса кишат всевозможным зверьем, и старый человек, путешествующий с девочкой, должен благодарить судьбу, если с ними хочет идти мускулистый парень вроде Гормона. Хотя иногда бывали мгновения, когда я желал бы, чтобы его не было с нами. Как сейчас, например.
Я медленно вернулся к своей тележке.
Гормон произнес, словно только сейчас заметил:
– Я оторвал тебя от наблюдения?
Я мягко произнес:
– Да.
– Извини. Продолжай свое дело, я оставлю тебя с миром, — и он подарил мне свою ослепительную кривую улыбку, настолько полную очарования, что она совершенно сгладила высокомерие его слов.
Я нажимал кнопки, поворачивал рукоятки, наблюдал за циферблатами. Но я не впадал в транс, ибо мне мешало присутствие Гормона и страх, что он снова нарушит мою сосредоточенность в самый важный момент вопреки своему обещанию. Я все-таки не выдержал и отвел взгляд от своей аппаратуры.
Гормон стоял на другой стороне дороги, вытягивал шею, чтобы разглядеть хоть какой-нибудь след Эвлюэллы. Когда я повернулся к нему, он это почувствовал.
– Что-нибудь не так, Наблюдатель?
– Нет. Просто момент для работы неподходящий. Я подожду.
– Скажи мне, — спросил он, — когда враги Земли придут со своих звезд, твои машины действительно смогут узнать об этом?
– Уверен, что да.
– А потом?
– Потом я дам знать Защитникам.
– После чего твоя работа будет больше никому не нужна?
– Наверное, — сказал я.
– А почему вас целый союз? Почему не один специализированный центр, где проводятся наблюдения? Для чего нужна сеть странствующих Наблюдателей, бесконечно куда-то идущих?
– Больше векторов детекции, — пояснил я. — Больше вероятность раннего обнаружения вторжения.
– Тогда отдельный Наблюдатель может старательно проводить свои наблюдения и ничего не замечать, если оккупанты будут рядом.
– Так могло бы быть. Поэтому мы и используем большое количество Наблюдателей.
– Я думаю, вы доводите дело до крайности, — заметил Гормон. — Ты действительно веришь во вторжение?
– Да, — подтвердил я жестко, — иначе моя жизнь прошла бы впустую.
– А зачем людям со звезд нужна Земля? Что у них тут, кроме осколков древних империй? Что они будут делать с захудалым Роумом? С Перришем? С Ерслемом? Прогнившие города! Полусумасшедшие принцы! Послушай, Наблюдатель, признайся: вторжение — миф, и трижды в день ты совершаешь совершенно бессмысленные действия, а?
– Мое ремесло, моя наука — наблюдать. Твое — ржать. У каждого свои склонности, Гормон.