Ночные окна. Похищение из сарая
Шрифт:
Поэтому герр Разуваев, узнав через своих друзей в Костроме, что у вас всегда в сарайке есть большой запас этих грибов, попросил друзей договориться с вами о пересылке их в Германию. Но так как в урочный час вас не было дома или вы просто крепко спали (к вам в дверь долго и громко стучали), то они решились (дело не допускало отлагательства) без спроса взять рыжики у вас в сарайке. Но вы не расстраивайтесь, за все скоро будет уплачено сполна».
И далее стояла подпись: «Личный секретарь герра Разуваева Герд Мюллер».
— Выходит, мать, дело принимает международный характер, —
В конце лета пошли дожди. И дней через пять в лесу появились грибы.
Пантелеймон со своими друзьями Вовой Мамоном и Рудиком, конечно же, сразу отправились на свой промысел.
На берегу Костромского моря у них даже стоял собственный вагончик. И когда грибов было много, они в нем неделями жили. Тут же их солили, мариновали, а когда шли подберезовики и боровики, жарили-варили их и закатывали в банки с подсолнечным маслом.
Пантелеймон, конечно, рассказал своим друзьям о письме из Германии, и время от времени они вспоминали об этом.
— Меня в этом деле вот что смущает, — обычно начинал самый разговорчивый из их компании Вован, — зачем умирающему сразу двадцать банок рыжиков? Ему бы и одной хватило.
— А может, он не знал, когда умрет? — высказывал свою догадку Рудик. — Вот и ест сейчас по банке рыжиков перед тем, как ему кажется, что кранты пришли.
— Меня другое смущает, — говорил Пантелеймон. — Если все было так, как написано в письме, то зачем похитители были в масках и стреляли из автоматов в мое окно?
— А из куража. Дело сделали, и почему бы не пальнуть?! — теперь уже свою версию высказал Вован.
— Давайте лучше поговорим о том, какое вознаграждение пришлет этот герр Разуваев, — предлагал Рудик.
— Ну, от силы сто или двести ихних марок, — скромничал Пантелеймон. — Немцы, если они даже бывшие русские, скаредны. — Хотя на самом деле он в душе рассчитывал на пятьсот или даже на тысячу марок.
— А хорошо бы пятьсот или тысячу, — угадывал его мысли Вован. — Мы бы тут такие поминки по умершему закатили!
На пятый день их жизни на берегу Костромского моря Пантелеймон сказал своим друзьям:
— Съезжу-ка я на денек в Кострому, чует мое сердце, что меня там ждут очередные новости из Германии.
Предчувствие Пантелеймона не обмануло. Дома его опять ждало письмо от Герда Мюллера, личного секретаря герра Разуваева.
Герд Мюллер писал:
«Уважаемый Пантелеймон Романович!
Спешу сообщить вам две новости. Причем одну хорошую, а другую очень хорошую для вас. Дело в том, что, поев ваших рыжиков, брат моего герра Митька не только вдруг выздоровел, но и приказал долго жить (в прямом смысле этих слов) всем тем, кто принял участие в доставании ему любимых с детства грибков. И если до этого герр Разуваев собирался вам за причиненный материальный и моральный ущерб заплатить тысячу евро (в этом месте письма Пантелеймон подумал: «Я так и предполагал»), то теперь, сообразив с братом на двоих, они намереваются выслать вам 100 (сто) тысяч евро. Полагаю, что личного валютного счета в банке у вас нет, поэтому в ближайшее время ждите нарочного с деньгами».
— Что будем делать-то с такими деньжищами, мать? — спросил Пантелеймон
— Что будешь делать ты, я не знаю, — ответила ему Вера Павловна. — А я вот пойду, уволюсь со всех своих пяти работ, буду отсыпаться и думать, как их лучше для семьи потратить.
И стало сниться Вере Павловне, что на деньги, полученные из Германии, она приобрела помещение в центре Костромы, открыла там магазин пиротехники, и каждый день в их семье стал праздником — вечерами во дворе своего дома они устраивают фейерверк.
Бах-бах! Трах-тарарах! — все вокруг взрывается, в небе загорается сноп огня, медленно опадает на землю. А она стоит в центре этого праздника в вечернем платье с голой спиной, и отблески салюта сверкают в кристаллах Сваровски, украшающих ее лебединую шею и нежные ушки.
Едет мимо их дома автобус маршрута № 21, и все его пассажиры знают: это Вера Павловна гуляет, счастливая обладательница магазина пиротехники.
А на Новый год городские власти решают поставить во дворе их дома, в дополнение к фейерверку, еще одну общегородскую елку, и полгорода приходит к ним во двор после боя курантов поводить хороводы вокруг елки, полюбоваться их салютом и ею, Верой Павловной, в отблеске огней.
А потом меркнет это прекрасное видение. Потому что узнает она, что ее незабвенный муженек Пантелеймон вместе со своими друганами Вованом и Рудиком взяли из магазина последние петарды и отправились глушить ими рыбу в Костромском море, а городская Дума в целях пополнения бюджета вводит налог на проведение частных фейерверков.
И стало сниться Вере Павловне, что на деньги, полученные из Германии, она приобрела помещение в центре Костромы, открыла там небольшой, но уютный бар, и каждый день для нее стал праздником.
В ее баре на полную катушку включена музыка. «Малинки, малинки, какие вечеринки», — поют Жанна Фриске и «Дискотека Авария». Блики от зеркального шара, крутящегося у потолка посередине бара, гуляют по красивым лицам людей, сидящих за столиками. А она стоит в центре этого праздника в вечернем платье с голой спиной, встречает посетителей, и отблески светомузыки сверкают в кристаллах Сваровски, украшающих ее лебединую шею и нежные ушки.
Едет мимо троллейбус № 7, и все его пассажиры знают: это у Веры Павловны, счастливой обладательницы бара, так громко музыка играет. Это у нее так весело народ гуляет.
А на каждый календарный праздник (Новый год, 23 февраля, 8 марта и тд.) собираются у нее в баре корпоративные вечеринки, на которых веселятся все сливки менеджмента самых престижных фирм Костромы. Пьют, танцуют и опять же любуются ею, Верой Павловной, в отблеске огней светомузыки.
А потом меркнет это прекрасное видение. Потому что начинает сниться ей, что ее незабвенный муженек Пантелеймон вместе со своими друганами Вованом и Рудиком каждый день начинают наведываться в ее бар, пьют на халяву, употребляют ненормативную лексику, распугивая приличных посетителей, а городская Дума в целях пополнения бюджета вводит подушевой налог на каждого посетителя…