Ночные проповеди
Шрифт:
Он улыбнулся неловко.
– Большинство и вовсе зовет меня Джей.
– Замечательно, замечательно, – отметил Ливингстон. В этот момент на холм пала тень, пронеслась и исчезла.
– Суеверный человек принял бы это за дурное предзнаменование, – заметил Кэмпбелл.
Ливингстон хохотнул.
– К счастью, мы не суеверны!
Он посмотрел в небо, будто мог снизу рассмотреть орбитальный солнечный экран – солету.
– Видите ли, я не уверен, что там, наверху, совершается благое дело. И это несмотря на то, что я зарабатываю деньги на космосе. Есть нечто весьма предосудительное в том, что они заслоняют солнце. Небо – Господу, как говорится в псалме [3] ,
3
Псалом 113, ст. 24 по синодальному переводу Библии (прим. пер.).
– Думаю, это попытка исправить скверное, творившееся раньше на земле, – заметил Джон Ричард.
– Так-то оно так, – согласился Ливингстон. – В любом случае, повлиять на это мы не в силах, а прямо сейчас перед нами дело Господа. Следуйте за мной.
Кэмпбелл обнаружил, что они стоят на краю карьера глубиной метров в тридцать. Секундой позже Ливингстон с пугающим спокойствием спрыгнул с обрыва и пропал. Джон шагнул вперед, остальные – следом. Впереди открылся метровый отвес, за ним – узкий выступ, похожий на ступеньку, и снова метровый отвес. Кэмпбелл последовал за подпрыгивающей черной шляпой по череде выступов и осыпающихся склонов, хватаясь за кусты дрока, пробираясь по узким расщелинам ко дну. Плоскую гравийную площадку, с трех сторон огороженную стенами карьера, испещряли лужи, камни, торчащие из-под земли, кусты, ржавые останки машин и пара неизбежных тележек из супермаркета.
Ливингстон, не оглядываясь, прошел к середине площадки, остановился, посмотрел по сторонам. Рок-группа собралась вокруг.
– Мистер Кэмпбелл, у стен есть уши, – объяснил он, видя замешательство гостя. Скользнув взглядом по единоверцам, Ливингстон добавил: – Попросим же Господа благословить наше собрание!
Он склонил голову, остальные – тоже, и все разом произнесли краткую молитву. При слове «аминь» Кэмпбелл открыл глаза и выпрямился. Колени дрожали, и он попытался унять дрожь.
– Это неофициальное собрание, – объявил мистер Ливингстон голосом вполне официальным, – церковной сессии Свободной конгрегации Западного Лотиана. Попрошу всех присутствующих воздержаться от каких-либо записей. Я прошу всех подтвердить, что они, будучи спрошены братьями по вере о собрании, расскажут о нем правдиво и без утайки.
Джон, поколебавшись секунду, добавил свое «да» в хор голосов.
– Замечательно, – подытожил Ливингстон. – Мы собрались приветствовать нашего друга, Джона Ричарда Кэмпбелла, и вопросить его о вере, перед тем как принять в братство нашей конгрегации. Джон Ричард, понимаете ли вы, что от вас требуется?
– Да, – ответил он.
– Обещаете ли вы отвечать правдиво и без утайки?
– Да.
– Джон Ричард, что вы понимаете под исповеданием веры?
Кэмпбелл ответил – ко всеобщему удовлетворению.
– Считаете ли вы, что благодать веры дана вам Божьей милостью ради спасения вашей души?
– Да!
На этот вопрос он ответил, не колеблясь ни мгновения.
Последовали другие вопросы, дотошные, требующие досконального знания доктрины. Кэмпбелл ощущал себя не столь уверенно в таких глубоких материях, но хорошо заученные «Вестминстерское исповедание веры» и «Большой катехизис» его не подвели.
Наконец Ливингстон сурово кивнул.
– Джон Ричард, в сути знание ваше истинно. Мы так и подумали, слушая ваши проповеди. Они весьма мощны, исполнены духовной силы, поисков нового.
У Кэмпбелла пересохло во рту. Его проповеди не предназначались никому за пределами небольшого круга слушателей в лесах Ваймангу. Но неким образом они распространились, привлекли внимание крохотной шотландской церкви, и ее старейшины впечатлились ими в достаточной мере, чтобы оплатить билет в обе стороны. В письме с кодом билета, приглашением, инструкцией и картой подчеркивалось, что никакое сообщение с отправителями письма не возможно и что, если возникнут какие-либо недоразумения при встрече со старейшинами, неприятных последствий они иметь не будут. Тем не менее Джон Ричард все равно ощущал себя едва ли не мошенником и самозванцем.
– А теперь, – продолжил Ливингстон, – не хотите ли вы рассказать нам о ваших проповедях?
Джон сделал глубокий вдох.
– Я должен кое-что сообщить вам – и это может вас шокировать. Раньше у меня не было возможности. Боюсь, теперь вы решите, что все хлопоты со мной были напрасными.
Ливингстон обвел взглядом собрание.
– Давайте же, мистер Кэмпбелл, признавайтесь!
– Мои проповеди были адресованы роботам!
Ливингстон никак не отреагировал на услышанное.
– Каким роботам? – спросил он.
– Гуманоидным. Таких больше не делают, потому что они слишком пугают людей. Они все обладают сознанием, разумом того типа, который, э-э… проявился в боевых роботах во время Войн за ве… прошу прощения, Нефтяных войн. Несколько таких роботов нашли приют в Ваймангу. А из них кое-кто проявил интерес к вере, возможно размышляя о появлении сущего. И я… в общем, я с ними говорил о Творении.
– Мистер Кэмпбелл, чем же вы объясните проповедь перед машинами?
– Тем, что они сами попросили меня.
Лучшего ответа он придумать не смог, а вот намного худших – сколько угодно.
– Разве не сказано нам: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями» [4] ?
Кэмпбелл сперва потупился, затем посмотрел прямо.
– В юности я… в общем, я опубликовал поспешные и чересчур дерзкие теологические труды. Теперь я отрекся от них. Однажды машины с искренней увлеченностью спросили меня – и я ответил. Только и всего. Они выказывали интерес, спрашивали еще и еще, у них вошло в привычку собираться вокруг меня и слушать. Так оно и пошло. Я не утверждаю, что у машин есть душа, но рассудок у них есть, они способны мыслить рационально. И я считаю – верней, надеюсь, – что из этого можно извлечь полезный урок.
4
Мф. 7:6 (прим. пер.).
– Какой же?
– Производство искусственного разума – достижение, которым более всего гордятся и хвастаются секуляристы. Искусственные жизнь и разум – величайший триумф их материализма. Более того, по их утверждениям, они достигли того, что христиане признают исключительной прерогативой Бога, – создали искусственное рационально мыслящее сознание. И разве не обернется сладость этого триумфа пеплом в их ртах, если их творения признают и восславят Господа?
– Если Господь говорил из пасти валаамовой ослицы, возможно, Он использует и пасть робота для того же, – заметил Ливингстон. – И это вне зависимости от того, есть душа у роботов или нет. Вы это хотели сказать?