Ночные рейды советских летчиц. Из летной книжки штурмана У-2. 1941–1945
Шрифт:
– Так держать!
Только бы не попали в бензобак или в мотор. Пусть уж лучше в крылья.
– Чуть левее. Так держать!
Сбрасываю бомбы.
– С попутным, к морю!
На станции полыхает, разгорается пожар. Летчица за счет пологого планирования и попутного ветра развивает скорость, о которой немцы, наверное, и не подозревали. Выскакиваем из огня, но домой нам еще рано.
– Командир, курс двести двадцать. Идем к Владиславовке.
Это конечный пункт нашей разведки. По дороге видно интенсивное движение. В основном к фронту. Запоминаю координаты. От Владиславовки берем курс на восток. Я с трудом борюсь со
– Самолет развалишь…
Она резко скользит вниз, снижается до предельно малой высоты. Одно неверное движение ручки – и самолет с грохотом врежется в землю. Однако в целях безопасности это необходимо: уже светает, и немецкий истребитель легко засечет По-2 на высоте, а над самой землей нас надежно прикроет темно-голубая утренняя дымка.
Такой полет очень сложен для штурмана. Поле зрения сужается, трудно ориентироваться. Однако ориентиры набегают именно те, которые я ждала, выучила на память и опознаю с первого взгляда.
Однообразно, вгоняя в сон, гудит мотор. Холодно. Слабо светятся шкалы и стрелки приборов. От этого кажется еще холодней. Я буквально засыпаю и ничего не могу поделать с собой: глаза слипаются, голова падает на грудь. Болит все тело. Я то и дело меняю положение в кресле. Глотаю шоколад «Кола», который должен бы рассеять сон. Не помогает. Усталость, усталость, усталость… Я пребываю в каком-то полубессознательном состоянии. Усилием воли заставляю себя очнуться, оглядеться. Где мы? Пролетели косу Тузла. Идем к Тамани. Здесь все так просто, понятно, что заблудиться негде.
– Через пятнадцать минут пролетим Тамань, – докладываю командиру.
В расчетное время проплыла под самолетом Тамань. Тут поворотный пункт маршрута. Я сообщаю новый курс, скорость, высоту на новом этапе.
– Через десять минут Сенная.
Как здорово все получилось у меня! Эх, кто бы только видел! И похвалиться некому. Под это хвастливое настроение я незаметно опять засыпаю. На минуту, две, пять?..
– Штурман, время истекло, где Сенная?
Я встряхиваю головой, прогоняя сон, тру глаза, которые почему-то ничего не видят, и хрипло отвечаю:
– Курс прежний. Сейчас будет…
Но Сенная почему-то не показывается. Я жду еще минуту. Нет, не открылась. «Ну и черт с ней, – думаю, – долетим до Фонталовской, там определюсь и подверну». Это решение я принимаю бодро, понимая, что сама себя обманываю. Проходят минуты, а я не вижу ожидаемого. Чувствую, пламенем охватывает лицо. «Что же это такое? Заблудилась? Не может быть! Стыд-то какой!.. А еще хотела показать класс полета…»
Впереди замечаю населенный пункт. «Сенная? Все вокруг как на карте. Вот только время не совпало. Выходит, скорость неточно определила. А если это не Сенная?»
Лицо жгуче горит. А как все шло прекрасно! Почему? Работать! Я напряженно смотрю вперед, но населенного пункта нет, провалился… «Еще пять минут лету, – успокаиваю себя, – можно еще увидеть».
Слышу:
– Где летим?
Вот оно, началось! Невольно голова втягивается в плечи, а тело сжимается в комок. Время вышло. Внизу незнакомая местность. Я ни жива ни мертва, не чувствую своего тела, убита горем и стыдом. «Потеряла ориентировку! Потеряла ориентировку! Поте…»
– Где летим? – Откуда-то издалека доносится голос командира, выводя из оцепенения.
Если бы я знала… Что делать? Признаться, что лечу наобум? Попросить подняться выше? Ведь все мелькает внизу, все сливается… Попросить помощи? Нет, ни за что! Не может быть, чтобы не восстановила… Район-то знаю…
Всматриваюсь в местность – не узнаю. Не успеваю схватить ни одного ориентира. Будто сроду тут не летала! Все мое существо протестует против такой нелепости. Только бы вконец не растеряться. Когда штурман теряет ориентировку, земля соскакивает с оси: где север, где юг, где право, где лево – ничего понять невозможно. Раньше я слышала об этом, но не верила, смеялась. Теперь… Неужели я все это должна испытать на себе? Нет-нет! Только бы комэск не сорвалась, только бы не крикнула на меня. Когда на меня кричат, совсем не соображаю. Но командир спокойно ведет самолет и молчит. «Проснись же, наконец! – твержу себе. – Где бы ни была, море-то должна увидеть, а прежде дорогу… Прикинь общее направление… Ветер прикинь… Подумай! Ну!..»
На востоке угадывалось солнце, уже чуть-чуть виднелась его огненная горбушка. Таяли густые сумеречные тени. На земле было видно движение.
Внезапно мы выскочили на шоссе. Какое? Я не успела его распознать. Комэск не шевелилась. Молчала. Не спешила объявить о моем позоре. Или доверилась мне? На душе скребли кошки. Эх, если бы высота! Я бы сразу все восстановила. Но что скажет Смирнова? Как легко говорить: «Признание ошибки – не вина!» Но как тяжело признаться!
Внезапно мы выскочили на аэродром. Чей? Да это же истребители стоят! А вот и Фонталовская.
– Разворот вправо! Курс… – командую я и беззвучно радостно смеюсь. Усталость отступает.
После посадки я медленно вылезла из кабины. Нехотя подошла к командиру:
– Разрешите получить замечания.
– Все полеты вполне, вполне на уровне. Бомбометание, разведка, маршрут… – в общем, все хорошо. – Тут она запнулась. – Только вот последний отрезок маршрута ты мало работала. Понимаю: устала… Но вышли к аэродрому хорошо. Молодец! Ставлю «отлично».
Я опустила глаза. Сама-то я знала истинную оценку на последнем этапе: в трех соснах заблудилась…
Фанерные кометы
«8.04.44 – 6 полетов – 8,40 ч. Бомбили Булганак, Керчь, 1 полет на разведку войск противника. Сбросили 19 бомб. Наблюдали сильные взрывы, пожар. Подтверждают экипажи Олейник и Пискаревой».
Около полуночи нам с Ульяненко дали новую боевую задачу: произвести разведку тыла вражеских войск – выяснить движение по дорогам от Керчи на запад и места скопления их живой силы и техники. До этого мы летали на Булганак, неподалеку от линии фронта. А теперь надо пройти в глубину до 100 километров. Задача очень сложная, связанная с большим риском. Полет в Булганак кажется прогулкой в сравнении с предстоящим.