Ночные волки
Шрифт:
– Не будь ребенком, Миша. В России много гораздо более живописных мест, чем Ковалев, в котором, как известно, находится один из самых засекреченных институтов.
– Стоп! – прервал его Володин. – Дальше мне неинтересно. Говоришь, они заканчивают свою миссию здесь? Я тоже заканчиваю. Больше я на них не работаю.
– Миша!
Кравцов испугался. Этот парень никогда не бросал слов на ветер. А он ему был сейчас очень нужен. Можно сказать, жизненно необходим.
– Я все сказал! – отрезал Володин.
– Послушай…
– Семен Сергеевич! – Володин не отводил от него своего тусклого взгляда. – Знаете, как я стал киллером?
Кравцову показалось, что Володин кричит. Он даже огляделся по сторонам. Никто на них не обращал внимания. Кравцов успокоился. И вдруг понял, что Володин не кричал, просто в его тихом голосе была такая сила, что она показалась ему криком.
– Ну рассказывай, как же ты стал?…
И Володин начал. Очень странно начал, будто произносил заученные наизусть слова.
– Когда-то я служил в элитном подразделении органов безопасности. Нам втолковывали, что ничего дороже родины нет. И это вошло в мою плоть и кровь. Для меня Россия – не пустой звук. Когда эти, – он глазами показал наверх, – когда эти сволочи стали разваливать страну, когда они разогнали тех, кто верой и правдой служил родине, когда они развалили органы и понаставили на все места некомпетентных людишек, тогда я поклялся: все равно буду действовать на благо России. Только теперь я сам буду избирать методы. Я убивал и женщин, и стариков. У меня нет предрассудков на этот счет. Высшая цель жертв не выбирает. Если жертвы нужны – они будут. Дело не в этом. Я убивал тех, кто вольно или невольно помогал тем, кто по кусочкам растаскивает страну. Ну и конечно, самих этих тварей, которые присосались к России. Это вам понятно?
Первое, о чем подумал Кравцов, услышав эти слова, было – маньяк. Убивал, убивал, как последний палач, а теперь подвел под все это идейную базу. Шалишь, милок, даже тот, кто не убивал своими руками, а лишь приказывал и действительно был прикрыт великими идеями, не избежал проклятия. Но он не собирался ввязываться с этим киллером в высокий теоретический спор, тем более что Володин еще не закончил свой монолог.
– И я не собираюсь, – говорил Володин, – работать на тех, кто, пользуясь временными трудностями нашей страны, пытается добить ее в спину. Поэтому повторяю: свою работу на ваших хозяев я заканчиваю.
Кравцов молчал. Он понимал, что слова сейчас не помогут. Володин был ему нужен.
– И вы немедленно, – продолжал Володин, – скажете мне имя того, на кого мы с вами работаем.
Кравцов натянуто улыбнулся.
– Зачем оно тебе, Миша? – спросил он. – Ты что, хочешь сдать его властям?
– Нет, – отрицательно покачал тот головой, – такой подарок они от меня не получат. Я просто убью его, – спокойно сообщил он.
– Я не ослышался?
– Нет, – сказал Володин. – Сделаю то, что вы слышали. Убью его. Вам об этом говорю, потому что не боюсь, что вы мне помешаете. А имя вы мне назовете. Это ваш единственный шанс выжить.
– То есть?
– Если вы мне не скажете, как зовут вашего хозяина, – объяснил Володин, – я вас убью. Легко.
– Миша…
– Имя! – В тусклых глазах Володина что-то сверкнуло, и Кравцов понял, что дело плохо.
Нужно было срочно искать выход из создавшегося положения.
Кравцов был старым профессионалом. Не только аналитическое мышление отличает настоящего мастера от дилетанта. Во многом это еще и умение держать удар, и вести войну нервов, и умение блефовать.
И хотя перед ним сидел опасный противник, Кравцов знал, как должен сейчас себя с ним вести.
Он унял волнение и спокойно произнес:
– Перестань впадать в истерику, Миша.
Глаза Володина тут же погасли, и Кравцов про себя порадовался этому факту. Но Володину все это не понравилось.
– Я вас не понял. Кто впадает в истерику?
– Ты, – жестко сказал Кравцов. – Впадаешь в самую настоящую бабью истерику. Возьми себя в руки. Имя я тебе скажу. Но только после того, как мы сделаем дело. Только после этого.
Володин хотел что-то возразить, но Кравцов жестом остановил его.
– Сегодня ты разговаривал со мной непозволительным тоном. Сейчас я тебе расскажу кое-что про свою жизнь. Я тоже не вчера на свет появился. И у меня тоже есть кое-какая биография. Я тебе больше скажу: у меня к этому дяде тоже немало претензий. Но в отличие от тебя они носят, скажем так, личный характер. Имя этого дяди я тебе назову, но не сейчас. И не нужно мне угрожать. Я достаточно тертый калач, чтобы не бояться никаких угроз. Я не боюсь, если хочешь знать, даже смерти. Единственное, чего я боюсь, так это потерять такого крутого парня, как ты. Надеюсь, ты меня понимаешь.
Разумеется, он блефовал, но Володин этого не заметил. Кравцов умел быть убедительным, а смертельная опасность, которая исходила от Володина, только усилила эту его способность. Он вел борьбу за выживание, а в этом, как он считал, искусстве ему не было равных.
– Я не боюсь тебя, Миша, – повторил Кравцов для вящей убедительности. – Но все-таки посоветовал бы тебе поменять по отношению ко мне тактику поведения. Есть одно средство, которое способствовало бы нашему взаимопониманию.
– Что же это за средство?
– Ласка, – ответил Кравцов.
– Вы что, «голубой»? – спросил его Володин.
– Фу! – поморщился Кравцов. – Зачем так примитивно, Миша? Я нормальный гетеросексуал. Нет, Миша, тут другое.
– Что же?
Кравцов ослепительно улыбнулся Володину.
– Ласковое обращение друг с другом, – сказал он, – дружеское участие. Мы с тобой делаем наше последнее дело, после которого я называю тебе имя.
Володин отрицательно покачал головой.
– Не выйдет, – сказал он. – Я хорошо вас знаю, несмотря на некоторые пробелы в вашей биографии. Вы обманете.