Ноев ковчег доктора Толмачевой
Шрифт:
Барашков открыл дверь в комнату, где сестры обычно пили чай. Там было темно, только в дальнем углу светился отблеск экрана развернутого к кушетке небольшого телевизора. Рыжеволосая медицинская сестра Раиса додежуривала последние ночи перед декретным отпуском.
– Что смотришь, красавица? – поинтересовался Аркадий, повернув выключатель. Комнатку залил ненатуральный зеленоватый свет.
– «Давай поженимся», – буркнула Раиса, одернув на животе медицинскую пижаму.
– Весьма актуально, – заметил Аркадий без всякой задней мысли. – Может, ты бы лучше прогулялась по палатам? Спросила бы у больных, кому чего нужно? Беременным-то ходить, кстати, полезно.
– Сами позовут, если что, – Раиса опять уставилась в экран. – Таблетки я разнесла, уколы сделала. Какие еще ко мне вопросы?
– Ты чего злая такая? – удивился Аркадий, подходя ближе.
Он как-то раньше не обращал на Раису особенного внимания – ну, работает и работает медсестра, ну, беременная и беременная. Молодая девка, естественный процесс... А сейчас он заметил и нездоровую бледность кожи, и некрасиво выдвинувшуюся вперед нижнюю челюсть, и припухший нос... А самое главное, выражение лица у Раисы было не задумчиво-покорно-умиротворенным, как у большинства беременных на последних сроках, а напряженным и замкнутым, даже загнанным, он бы сказал. И вот это ему совершенно не понравилось. «Раньше-то девка сияла, как медный тазик», – вспомнил он.
Аркадий взял стул и придвинул его к кушетке, на которой лежала Раиса.
– У тебя что, проблемы?
Райка молча глядела на экран, но Аркадий понял, что она ничего не видит.
– Ну, чего молчишь-то?
– А чего говорить? Никому не нужна, никто ничего не замечает... Будто все так и надо.
Аркадий шутя показал пальцем на живот.
– Ну, это и замечать не надо. Само в глаза прет.
– Угу. – Райкино лицо перекосилось от злости. Только папашка замечать почему-то ничего не хочет.
Барашков некоторое время осмысливал Райкины интонации.
– Так ты не замужем, что ли, Раиса?
Она обиженно-гневно вскинула на него глаза.
– А вы что, на свадьбе на моей, что ли, гуляли?
Аркадий растерялся.
– Я не гулял, но...
– Вот вам и «но»! Вы вообще тут ходите весь в себе, ничего и никого не замечаете... Все отделение уж небось все уши друг другу прожужжало, а вы да Марья Филипповна еще как с луны свалились. Сегодня, например, вызывает меня к себе и как ни в чем не бывало спрашивает, с какого числа меня в декрет отправлять. Будто не знает!
– А почему она должна знать? – Аркадий понял, что как-то не врубается.
– Да все она знает, только притворяется, зараза, виду не подает!
Барашкову даже стало интересно. «Ничего себе! У нас в отделении, оказывается, происходят какие-то таинственные интриги... А я-то хожу себе по больным и действительно совершенно не в курсе». Конечно, Аркадий не то чтобы очень интересовался сплетнями, но ему показалось странным, что вокруг происходит нечто необычное, а он об этом узнает последним. Видно, действительно, оторвался от народа.
– Так что же все-таки произошло?
– Ничего не произошло!
Раиса спустила ноги с кушетки, грубо отодвинула стул вместе с сидевшим на нем Барашковым, встала и прошлась по комнатке, разминая спину.
– Ну, колись! Расскажи, что случилось, – легче будет, – потребовал Аркадий.
– Что случилось, что случилось... Случилось то, что Марья Филипповна отбивает у меня жениха! Что в общем-то неудивительно, с ее папашкой и с ее материальным положением. Бедная медсестричка и богатенькая заведующая – можно предположить, в чью пользу будет счет.
– А жених – это вот этот?.. – Аркадий снова осторожненько указал пальцем на Райкино пузо.
– Догадливый вы! – с издевкой повернулась к нему Раиса, шлепнулась задом на табуретку у маленького столика и вдруг громко зарыдала басом.
– Да... – Барашкову уже было неудобно, что он влез в эту историю.
– Успокойся, ты... выпей водички... – Он плеснул воды из чайника в чашку и протянул Раисе. – А ты точно знаешь, что этот... м-м... твой жених переметнулся к Мыш... к Марье Филипповне?
– Как мне не знать, если он и сейчас у нее сидит, а ко мне даже и не заглядывает... – И Раиса снова злобно зарыдала, будто загавкала.
Барашков так удивился, что даже не сразу смог свести концы с концами. «Сидит у Маши? Сейчас? А кто у нее там сейчас сидит?»
– Так это Дорн, что ли?
– А кто ж еще? Все отделение уже давным-давно знает...
Барашков даже отодвинулся на своем стуле.
– И ты этого идиота любила?
Раиса выпрямилась у столика и вытерла слезы ладошками.
– Любила не любила... Теперь какая уж разница!
– Да не верю я, что твой Дорн любит Машу! – Барашков успокоительно положил руку на спину Райке. – Он вообще-то, по моим наблюдениям, любить никого не может.
– Господи! – затряслась Раиса в новом припадке то ли плача, то ли истерического смеха. – Что вы думаете, мне его любовь, что ли, сейчас нужна? Что я буду одна с ребенком-то делать? Без мужа, без квартиры, без денег... Как вы все по-дурацки, мужики, понимаете!
Она в раздражении скинула руку доктора со своего плеча, встала и стала подводить глаза возле маленького зеркала над раковиной.
– Да... Прямо я не знаю, что тебе на это, Раиса, и сказать... – растерянно почесал в затылке Барашков. – Думать надо было, с кем связываешься...
– Большое мне облегчение от ваших слов, – скривилась Раиса. А потом вдруг с надеждой подняла к Барашкову голову: – А вы припугнуть его не можете? В отделении, я знаю, Владик только вас одного и боится.