Ноги
Шрифт:
— Да кто кого предал? Кто кого отравил?
— Я тебя отравила, — захлопнула книжку Полина. — Горе ты мое луковое. Голова садовая. Нет, до таких вещей ты еще не дорос и вряд ли когда-нибудь дорастешь.
— Я до других зато дорос.
— Это до каких же?
— Ты знаешь, что про меня сам Круифф сказал, когда мы в Испанию неделю назад ездили? Что я ему напоминаю его самого времен его молодости. «Он так же быстро думает и постоянно делает те вещи, которых от него никто не ждет». Вот тебе и Юдифь с Олоферном.
— Кто он такой вообще, твой Круифф?
— Он — бог, от него сияние исходит. А еще он сказал, что я не затерялся бы в той его «Барсе».
— Ты вообще хоть на секунду можешь думать о чем-нибудь другом?
— Могу. Могу про тебя думать. Я сегодня про тебя все время думал. Я думал, а почувствуешь ли ты, что я про тебя думаю. Ты это почувствовала?
— Ничего себе почувствовала! Я сегодня весь день ходила
— А что твоя редакция?
— Какая редакция, Шувалов? У меня уже неделю как отпуск. Ты слышишь, Шувалов, отпуск! Это значит, мы могли бы куда-нибудь поехать. Проиграй там, пожалуйста, все, что можно, Шувалов. Побыстрее вылетайте из всех своих еврокубков — ведь вы все равно из них вылетите, так чего же зря мучиться?
— Придется тебе помучиться. Не будет никакого отпуска до самого Нового года.
— Простите, я вам не помешаю? Здравствуйте, Полина! — Перед их столиком вырос, откуда ни возьмись, противный лысый тип, и Шувалов тотчас поднял на него глаза. Но тип остался невозмутим, не дрогнул и продолжал улыбаться словно приклеенной улыбкой. У него был особенный взгляд, неприятный и раздражающий.
— Ах, здравствуйте, Георгий, — любезно отвечала Полина. — Какими вы здесь судьбами?
— Да вот решил, знаете ли, поужинать. Захожу и вижу — знакомые лица. Ведь ваше лицо мне тоже знакомо, молодой человек. Вы ведь Семен Шувалов, не так ли?
— И что? — буркнул Семен недовольно.
— Много, много, чрезвычайно много слышал о вас! Да и видел вашу игру. Ну вот взять хотя бы ваш проход сегодня, когда сначала вы перебросили мяч через защитника, а потом и через вратаря. Вы знаете, меня это восхитило — настолько фантастически, настолько молниеносно все произошло.
— И что?
— Поздравляю вас с победой.
— Херня, — отрезал Шувалов.
— Полностью с вами согласен, — даже обрадовался тип. — По сравнению с «Олд Траффорд», «Стэмфорд Бридж», «Ноу Камп» наконец, со всеми этими зрелищами, которые выдают европейские гранды, все наши местечковые разборки на «Динамо» и в Лужниках смотрятся безнадежной провинцией. Вы позволите, я присяду? Полина, может быть, вы представите нас?
— Это Семен, — спохватилась Полина. — Георгий Азархов, бизнесмен.
Азархов представлял хорошо знакомую Семену породу. Он был явно не молод, но его лицо отчего-то оставалось каким-то противоестественно молодым. Очень чистая и упругая кожа, казалось, вообще была неспособна стареть. Насмешливые умные глаза сохраняли выражение расслабленности и покоя — того лениво-равнодушного превосходства, которое служит признаком того, что человек долгие годы прожил во власти и в постоянном незамедлительном утолении любых желаний. Таким людям доступно и дозволено все, а если и не все, то почти все.
— Я давно слежу за вами, Семен. Вы — игрок больших возможностей. Я не знаю, как это определить, но в вас есть нечто. То самое нечто, присущее всем серьезным игрокам, которыми мы сейчас восхищаемся. Это нечто должно быть в истинном таланте с самого начала, и если его нет в шестнадцать, то оно уже никогда не появится.
— И что?
— А то, что пора, Семен, завязывать с провинцией. Я буду говорить прямо, как чувствую и думаю, о'кей? Пока ты играешь в России, Семен, ты обречен. Обречен со временем превратиться в среднего, скучного игрока, а если называть вещи своими именами, то в полнейшую футбольную бездарность. Да-да, и не смотри, пожалуйста, на меня так. Ты мечтал об армейской майке, ты с самого детства, которого у тебя, по сути, и не было, двигался к этой цели. Ты ее достиг. Недавно ты произвел настоящий фурор в Европе, и после того знаменитого матча с французами все с удивлением обнаружили, что и в России, оказывается, тоже есть стоящие игроки. Ну а дальше что? Вот ты классно играешь, ты скоро обгонишь всех своих партнеров, впрочем, ты уже их обогнал! Но скоро ты окончательно вырвешься из их измерения и вылетишь в пустоту. Вылетишь-вылетишь. Здесь что-то не так с футболом, как будто сам воздух отравлен. Любой мало-мальски одаренный подросток через три-четыре года во взрослом российском футболе вырождается в полнейшую и безнадежную заурядность. У меня есть свой ответ: виной всему русское национальное
— Вы что-то русских не любите, — усмехнулся Шувалов.
— Ты знаешь, я своих соотечественников в общей, так сказать, массе действительно не люблю. А вот конкретный, отдельно взятый русский мне интересен. Ты мне интересен, Семен. Я и слежу за тобой, потому что хочу еще при своей жизни увидеть первого настоящего русского игрока в Европе. И в этом своем желании я — патриот. Тебе нужно сменить клуб, Семен, и уехать играть в Европу. И не путай тут божий дар с яичницей. Нашей сборной никто тебя не лишает, и она даже выиграет, получив игрока с опытом больших европейских баталий, разве не так? Там ты будешь работать по максимуму, Семен, на пределе, с серьезным, жестоким сопротивлением, против суперигроков. Тебе придется постоянно расти, развиваться, прыгать выше собственной головы, овладевать все новыми и новыми приемами и такими хитростями, по сравнению с которыми твои нынешние финты — это просто первый класс специальной школы для умственно отсталых детей. Ах да, преданность клубу, как же ты можешь бросить клуб, который тебя воспитал? Нет, конечно, раза два этот самый клуб был готов тебя выкинуть на помойку, а потом все же нехотя воспитал.
— А это-то вы откуда знаете? — немало изумился Семен.
— Преданность клубу — это, конечно, хорошо, — продолжал Азархов, пропустив вопрос. — Но только в том случае, если твое имя — Рауль Гонсалес и твоя родная команда — мадридский «Реал». И поэтому, Семен, мой тебе совет — уходи. Уходи со спокойной душой и без зазрения совести. При первой же представившейся возможности уходи. Русский, русский, да, конечно же русский… Вот и стань тем самым русским, которым ты должен стать. Чтобы вся Европа, весь мир повторяли твое русское имя. Да, да, да, Семен, именно так. Я не говорю сейчас о твоих личных амбициях, я о большем сейчас говорю. Ну ты сам подумай, ты должен быть там. Цивилизованная, дряхлая, разжиревшая Европа неравнодушна к разным природным феноменам, к редким случаям генетической одаренности, как раз вроде твоего. Все эти бюргеры, которые так уродливы телесно, так немощны, так слабы, нуждаются в здоровом идеале, в притоке свежей крови. Какой угодно — бразильской, африканской, азиатской. Русской наконец! И вот тут-то и появляется парень из страшной заснеженной России, который вытворяет с мячом так-кое… Толпы, толпы гогочущих бюргеров, толпы тинейджеров со штампованными мозгами — все захотят на тебя посмотреть и все тебе будут аплодировать. За уикенд по сто тысяч народу.
— Всё сказали? — спросил совершенно бесцветным голосом Семен. — Ну а дальше-то что?
— Да-да, ты прав. Ты любишь конкретику, понимаю. Я даже уважаю таких людей, которые реально смотрят на вещи. А я тут понастроил воздушных замков. Да-да, разумеется, понимаю, взгляды скаутов ведущих европейских клубов едва ли обращаются на Россию, на эту богом забытую в футбольном смысле провинцию, на это безнадежное захолустье. Но тут есть одно исключение, Семен, и это исключение — ты. Что ты скажешь о прямом и предельно серьезном предложении? Что ты скажешь о «Тоттенхэм Хотспурс», Семен? О команде Жозе Гаудильо? Приличный клуб, не правда ли? Английская премьер-лига, Лига чемпионов. Все то, за чем ты мог наблюдать только по телевизору. Да еще раз в год пересекаться с этими игроками в составе своей национальной сборной!