Ноктюрн Пустоты
Шрифт:
Кажется, последнюю фразу я произнес вслух:
— Черт их знает, — пробурчал Боби.
Мы тупо смотрели друг на друга, понимая, что влипли в идиотскую ситуацию. Освободить двадцать пять миллионов? А они спросили у этих миллионов, нужно ли их освобождать?
— Могут взорвать! — сказал я.
— Могут! — согласился шеф.
— Что ж, — я выключил болтливый телевизор, — пусть Америка раскошелится, а журналисты заработают свое. При чем здесь удвоение моего гонорара?
Боби встал, застегнул пиджак.
— Я обещаю вам, Джон, — в голосе его прозвучали торжественные нотки, — что вы один
Я молчал.
Боби подошел ко мне вплотную, положил огромные ручищи на спинку стула.
— Я чувствую, Джон, что вы… именно вы способны помочь мне обнаружить кнопку.
Я спокойно взглянул в глаза.
— Кнопку — нет. Исключено, Боби…
— Значит, сами эти штуки?
— Не знаю, — сказал я.
Боби подвел меня к окну, отодвинул пеструю штору.
— Взгляните сюда, Джон. Видите эту штуковину?
Внизу напротив нашего небоскреба высилась, как небольшой рыцарский замок, старая водонапорная башня — единственное здание, уцелевшее после знаменитого пожара 1871 года.
— Рекламная знаменитость, — узнал я. — Водокачка.
— Я ее помню с детства, — продолжал задумчиво шеф. — Она казалась мне замечательней любого небоскреба. Здесь работала моя мать, и я знаю каждый уголок внутри. Когда я воевал во Вьетнаме, бессмысленно сбрасывал бомбы на джунгли, мечтал только о том, чтобы выжить, вернуться, потрогать ладонью старый камень водокачки…
Я смотрел на него с удивлением.
— Да, Джон, это было, — подтвердил он кивком. — Когда-нибудь расскажу подробнее… Я был ранен, вернулся, поступил в полицию. Не представляете, Бари, какой я был тогда. Пропорционально сложен, крепкой кости, в меру мяса — я сразу стал рядовым с популярной фамилией… И вот — все бессмысленно…
— Почему? — спросил я.
— Я не хочу, чтоб ее разрушили, — просто сказал Боби. — Чикаго без этой старушки не Чикаго.
Он отвернулся к окну.
— Я подумаю о вашей просьбе, — тихо проговорил я.
И Боби сразу понял меня, на цыпочках удалился в угол, затих, словно испарился.
Я думал про своего единственного друга Аллена.
В школе его звали Вилли. Вилли Копфманн. Но он-то любил, чтобы его называли Алленом. Кажется, так звали его деда по материнской линии, который в детстве, как и мой дед Жолио, столкнулся лицом к лицу со смертью в лагерях третьего рейха. Мы с Алленом дружили по-настоящему: делились секретами и никогда не выдавали друг друга.
Тихий, застенчивый Аллен оправдывал свою фамилию: он был настоящим головою-человеком. Прежде всего — человеком! Вилли Копфманн стал знаменитым физиком и остался прежним Алленом. Он приезжал к нам с Марией в гости, когда мы были молодые, не разъехались еще в разные концы света, разделял наши хлопоты, играл с Эдди и непрерывно шутил. Кажется, не было более коммуникабельного человека. Но я-то знал, что Аллен всегда одинок, замкнут. Временами мне казалось, что он влюблен в Марию.
Когда он уехал в Америку, где ему были предложены любые условия для работы, Вилли Копфманн исчез из всех справочников, появился физик Аллен. Через несколько лет исчез и профессор Аллен.
Всего несколько человек в мире знали, что Аллен существует, что он продолжает свои исследования. Из этих нескольких один я был уверен, что мой друг осуществил
Он жил над Землей, облетая ее каждые полтора часа. На новейшей американской космической станции «Феникс», которая была самой комфортабельной станцией для труда и отдыха. Техническая часть была отработана великолепно: в жилом отсеке станции путем вращения сфер создана нормальная тяжесть (я даже подозревал, что там среди современной мебели, стояли в кадках карликовые пальмы, которые Аллена всегда успокаивали), а в спутниковых отсеках царила обычная невесомость, где Аллен мог заниматься своими давними увлечениями — выращивать редкой красоты и большой стоимости кристаллы, варить незнакомые для Земли сплавы металлов, искать победителей непобежденных на планете болезней, исследуя под микроскопом на молекулярном уровне свою кровь.
И все же Аллен скучал. Получив через одного из его коллег секретную записку с указанием радиоволны, я тотчас вышел на связь со станцией «Феникс». Нередко у Аллена или у меня являлась острая потребность в общении, и я болтал с ним о разных земных и космических мелочах, не вдаваясь, разумеется, в подробности того дела, которое осуществляла самая секретная космическая лаборатория США.
У меня всегда была с собой карманная рация для вызова Аллена. При включении она неизменно давала сигнал, когда Аллен пролетал в космосе над тем местом земного шара, где я находился. Сигнал прозвучал совсем недавно, и ждать облета «Фениксом» Земли было нецелесообразно.
— Боби, — негромко позвал я, и он тотчас материализовался из угла. — Кажется, я постараюсь помочь вам. За результаты не ручаюсь… Вы ничего не слышали и ничего не знаете…
В ответ на эту шаблонную фразу шеф полиции так энергично стал трясти головой, что я понял: не выдаст.
— Мне нужен мощный передатчик.
— Он к вашим услугам! — сразу же отозвался Боби. — Можно распорядиться?
— При одном условии: о моих действиях никто не должен знать… Это очень серьезно, Боби!
— Я сам буду вас сопровождать.
Через четверть часа мы были на городской радиостанции. Я заказал нужную волну и остался один в студии. Боби дежурил по ту сторону толстой двери.
— Вы отчаянный парень, — сказал он перед этим. — Будьте осторожны. Они, — он подчеркнул это слово, — записывают все радиопереговоры.
— Знаю. Пока они поймут, что к чему, мы спасем город.
Довольно долго вызывал я Аллена. «Феникс» был вне зоны слышимости. Наконец раздался знакомый глуховатый голос:
— Шестой слушает.
— Вилли, это я, — сказал я, дрогнув от радости, словно друг вошел сейчас в комнату. — Привет!
— Привет, Жолио! — Он называл меня в целях конспирации именем деда. — Как поживаешь?
— Как на горячей сковороде…
Я торопливо объяснил Аллену ситуацию, спросил:
— Скажи, ты сможешь засечь плутоний? Их три или четыре штуки, очень компактных. Где бомбы, никто не знает…
— Когда намечен первый взрыв? — спросил Аллен.
Я взглянул на часы: 19.10.
— Через тридцать три часа пятьдесят минут.
В наушниках потрескивал космос. Аллен молчал. Я знал, что друг оценивает обстановку, считает, пока его станция с огромной скоростью мчит вокруг шарика.