Ноктюрн Пустоты
Шрифт:
Шеф полиции пришел в парк на второй день и на третий. Сумма выкупа все возрастала. Мальчишка, вооруженный старым кольтом, однако, не замечал, как он постепенно втягивается в разговор с человеком, который не только его не боится, но и как будто сам ищет встречи. Когда в очередной раз Сэм не явился, Боби разыскал его и выручил из беды.
— Я сделал тогда удивительный вывод, Джон, — продолжал Боби. — С самым отчаявшимся человеком, даже с бездомной дикой кошкой надо поговорить по-человечески. И они остановятся, прислушаются,
Я не смеялся. Я видел перед собой человека убежденного и сильного, человека, который умел находить правильный выход из трагических ситуаций. Молча пожал Боби руку.
— Буду рад познакомиться с Сэмом, когда он освободится, — сказал я ему.
— Спасибо. Сейчас он с ребятами чересчур занят. Вы видели, они бредут на ощупь, а противник значительно хитрее их.
— Здесь нужна другая точка зрения, — заметил я. — Вся картина целиком.
Боби пристально посмотрел на меня.
— Вы правы. Я постараюсь достать сведения… Только прошу вас: на тех же условиях. Я не могу подвести Сэма…
Промокшие до нитки, спустились мы переодеться.
Буквально через полчаса пневмопочта доставила пакет от Боби. В нем был листок с колонками цифр.
Я набрал на приставке к телевизору номер банка информации, потом кодовый номер Аллена, заложил в печатное устройство листок. Информация с летающей платформы ушла в космос. Бумагу я сжег.
Поднялся на девяносто пятый этаж в ресторан. За столиком Боби спиной ко мне сидела женщина. Она выглядела достойной парой элегантному шефу полиции. Я ускорил шаг, догадываясь, что такое необычное платье может носить одна в мире женщина.
Боби что-то сказал. Его спутница обернулась, медленно встала, обвила мою шею горячими руками:
— Мария… — Я задохнулся от неожиданности. — Как ты здесь?
— Я с тобой, милый…
Боби нагнулся над столом, прикуривая сигарету.
Глава семнадцатая
Мы проговорили всю ночь. Мария рассказывала о странствиях, я — о своих злоключениях. В наш сбивчивый разговор то и дело вклинивалось прошлое, от которого теплее становился мир.
— А помнишь, как мы с тобой познакомились, как танцевали и сразу решили пожениться? — Мария тихонько рассмеялась, погладила меня по голове, словно маленького.
— Ты была пестрая осень. Как давно все это было…
— Я до сих пор люблю то платье. — Она вздохнула, улыбнулась воспоминаниям. — А за тобой ходил все время твой Вилли. Я ужасно злилась…
— Да, тебе привет от Аллена…
— Как он? Не заскучал?.. Не могу представить, как можно жить в таком одиночестве, жить без моря, леса, путешествий, ресторанов…
— Ему сейчас не до ресторанов…
Я рассказал Марии свой последний разговор с другом. В углу на тумбочке едва слышно попискивал пустотой космоса включенный радиоящик. От жены я не скрыл, что жду важных сведений.
Она
— Знаешь, — шепнула она, — я всегда боялась твоих репортажей. Они страшные, будто их делал сверхчеловек… А ты — настоящий…
— Значит, репортер тоже человек. Сейчас быть человеком не модно, — отшутился я. — Признаюсь тебе, что когда-то я относился к твоей работе, как к увлечению обычными тряпками, а потом понял, что ты творишь прекрасное! Прости, что не сказал тебе это раньше…
— А я знаю каждый твой шаг. По газетам. Я все поняла после того мальчика… Как его звали?
— Джино.
— С ним все в порядке?
— В порядке.
— Но почему ты, ты и ты?
— Что «ты»?
— Почему именно ты отвечаешь за всех?
— За кого?
— Тогда за мальчика, теперь — за этот нелепый небоскреб?
— Случайно получилось. Теперь — за город. Мари, я должен помочь людям…
— Так всю жизнь… И куда только смотрит полиция?
— Полиция смотрит на нас с тобой. Чтобы мы сегодня отдохнули…
— Твой Боби не такой, как другие… Почему он сказал, что у нас отличный парень? Откуда он знает про нашего Эдди?
Я рассказал, что Эдди на днях звонил мне. Ну… и Боби… словом, он присутствовал при разговоре. Но не упомянул о том, что именно Эдди, его радостный звонок побудил меня остаться в Большом Джоне.
Мария несколько раз заставляла повторить нашу беседу, пока я не успокоил ее:
— У тебя действительно самостоятельный, заботливый сын.
— И у тебя. — Она вздохнула. — Я очень беспокоюсь за него.
— Не беспокойся, сейчас он спит.
— Все равно я боюсь. — Она упрямо тряхнула головой.
И я беспокоился, но вслух не признался, молча улыбнулся Марии.
У нас замечательный сын, не такой, как другие. Оглянись вокруг, Мария, продолжал я про себя, сколько на ослепленных рекламой улицах слоняется темных личностей. Они еще мальчики и девочки — эти юные наркоманы, бродяги, хипари, потенциальные преступники. Их пустые глаза выражают разрушение личности, крах детской мечты о силе и всемогуществе. Я не идеализирую сына, наоборот — виню себя в том, что он избалован и эгоистичен, но его самоутверждение в жизни — порыв здоровой юности. Если бы только не дурацкий миллион, за которым он гоняется на колесе фортуны… Повезет ли ему?
За стенами и окнами нашего номера царила величайшая суматоха. Я представлял, как идет эвакуация людей из небоскребов, как заседают час за часом многочисленные советы и комиссии, как прибывают на аэродром полицейские, солдаты и люди секретной службы, как тысячи машин устремляются в ночь из проклятого Чикаго, едва ползут по переполненным улицам, сталкиваются друг с другом, застревают в километровых пробках. Страх темными дождевыми тучами завис над Чикаго. В такую ночь чувствуют себя нормально только личности, творящие разбой и насилие.