Ноктюрн Пустоты
Шрифт:
— Вы нашли ее?
— Конечно.
Лили Оуэн, тридцатилетняя разведенная женщина, знакомая с Крафтом по бару «Айвенго», в последние годы прожигала жизнь в Чикаго. Средства к существованию у нее были: отец ворочал миллионами в электротехнической промышленности. Подарок до ее сына не дошел. Крафт уверял, что забыл игрушку в такси. Передатчик, однако, он взял с собой.
В гостинице «Импириал», неподалеку от Большого Джона, Крафт провел более суток, не выходя из номера. Затем вызвал по телефону приятельницу, и они уехали в загородный мотель. Крафт сыпал деньгами и не скрывал, что заработал сто тысяч за одну
Я вскочил: сто тысяч! Так не по-человечески жестоко и примитивно оценены три жизни! Подавил в себе желание мчаться в Лос-Анджелес, ворваться в тюремную камеру, уничтожить, задушить, убрать с лица земли подонка. Впрочем, что это даст? Прошлого не вернешь…
— Что говорит ваш приятель «лисица»?
— А-а, Махоланд. — Боби усмехнулся. — Для преступного мира он крепче и ядовитее ста акров чеснока… Так вот, он утверждает, что такую дубину, как Крафт, давненько не встречал на большой дороге…
Махоланд пришел к выводу, что Крафт даже не слышал о взрыве машины. Через третье лицо — то ли Мини, то ли Мики — он получил простое задание, сулившее немалый заработок. Когда его подозвали к телефону в «Айвенго», услышал в трубке: «Открывайте счет в банке!» Вылетел в Чикаго и сутки дежурил в ожидании звонка. Наконец, незнакомый голос произнес в трубке: «Это кредитор. Вы готовы? Через несколько минут позвоню еще раз. Тогда включите».
Звонок — Харви Крафт, не задумываясь ни о чем, нажал кнопку.
Портье принес ему ключ от сейфа. Крафт достал оттуда чемоданчик, убедился, что он полон крупных купюр, переложил в свой саквояж и решил «обмыть» вместе с приятельницей. Дальнейшие события он помнит смутно, поэтому отрывочную информацию, полученную от Лили о том, что Крафт ей наговорил, опытный полицейский сыщик сумел развить в стройную теорию.
Крафт не отрицал фактов, но не соглашался с выводами. Он понимал, что найти других участников полиции вряд ли удастся. Самоуверенный и спокойный, он смутился один лишь раз — когда услыхал имя своей подружки.
«Это была шутка, шеф, — прохрипел он в ответ на обвинение. — Неужели вы доверяете болтливым бабам?»
Такой кретин, по мнению видавших виды полицейских, мог взорвать и Большой Джон, и весь Чикаго. Все зависело от суммы платежа.
Человека, который положил бомбу в багажник, обнаружить было невозможно. Боби и его лос-анджелесский коллега сходились на мысли, что для этого требовалось перетряхнуть всю местную мафию. А на такое решится не каждое управление полиции.
— Махоланд знает одного преуспевающего дельца, на совести которого по крайней мере восемь убийств, однако он спокойно разгуливает на свободе, — заметил Боби.
— Могу помочь вашему товарищу. — Я протянул собеседнику кассету. — Вот послушайте.
Это было звуковое письмо мистера Юрика. Он сообщал, что срочно вылетает на Камчатку наблюдать пробудившийся вулкан, поэтому не может передать мне лично важную запись, посылает ее почтой. Запись сделана в доме Гешта, где Юрик находился в день взрыва. Далее следует истерический крик, звучавший в моих ушах вот уже несколько дней: «Не он, не он!.. Болваны! Тупицы! Скоты!..» И — глухой звук упавшего тела.
Юрик ужинал у Файдома Гешта, когда диктор телевидения объявил о покушении на известного репортера. Гешт вскочил,
— Не он, не он!.. Болваны! Тупицы! Скоты!..
Его уложили в постель. Он бормотал бессмыслицу.
— Ценный свидетель, — сказал Боби.
— Вы опоздали. Он умер. В тот же вечер…
Юрик, проанализировав бормотание старика, пришел к выводу, что тот замешан во всей истории и умер от огорчения.
— Он вас ненавидел, старина? — спросил Боби.
Я пожал плечами.
— По-моему, он ненавидел всех. И получал особое удовольствие от близости чужой беды.
Я вспомнил, как Файди появился в Большом Джоне, как аппетитно обедал в ресторане. Не хотел ли он лично убедиться, что я там, на месте происшествия? О внезапном приезде Марии он, конечно, ничего не знал.
— Сумасшедший старик, — пробормотал шеф.
— Обыкновенный миллиардер, — подтвердил я.
— Если не возражаете, я направлю копию записи Махоланду, — предложил Боби. — Для него это интересная ниточка.
— Гешт мертв, — напомнил я.
— Ничего, Махоланд сумеет допросить и мертвого.
Мы поужинали с Боби в торговой бирже, принадлежавшей семейству Кеннеди — тому самому, которое когда-то готовило для страны президентов и теряло их одного за другим. Большой Джон высился неподалеку, в ветреной ночи, освещаемой карусельной пляской реклам, но для меня он был призраком прошлого.
— Куда держите путь, Джон?
— Домой, а оттуда в Африку. Там несколько стран умирает от засухи. Говорят, земля похожа на лунную пустыню.
— Я видел такую землю, — медленно сказал Боби. Он нагнулся, заглянул мне в глаза. — Не удивляйтесь, Бари, я сам жег ее…
Я наблюдал за ним. Он продолжал:
— Помните, я говорил, что воевал во Вьетнаме? Кое-кто и сейчас считает меня чуть ли не героем, а я, Бари, занимался тем, что жег все живое…
Он хрипло рассмеялся.
— Взлетаешь на рассвете… Настроение боевое. Машина мощная, почти неуязвимая, ты — сверхчеловек. Тебе принадлежат земля и небо, только небо — целиком твое, а земля пока чужая — глухие зеленые заросли… Но вот нажимаешь на кнопку, и вниз летит лихое изобретение человечества — бомба сверхкрупного калибра с кличкой «косилка маргариток». Раз — и в джунглях большая дыра, «косилка» скосила все вокруг — деревья, хижины, людей, выжгла все и оставила абсолютно пустое место. Посадочная площадка готова… И вслед за тобой летит армада вертолетов с десантом карателей… Каково, Бари, а?
До сих пор я не видел у шефа чикагской полиции такого выражения лица. Черты его заострились, глаза светились по-молодому жестоко, кожа отливала металлом, — чем-то напоминал он хищный профиль армейского вертолета. Прошло некоторое время, прежде чем Боби стал самим собой.
— И сейчас не могу забыть, — сказал он. — Иногда, особенно по ночам, мне кажется, что я сжег собственное детство.
Дал совет на прощанье:
— Будь осторожен, Бари, на выжженной земле. Она мстит человеку…
В Мюнхенском аэропорту меня ждал сюрприз: какие-то молодые люди встретили у трапа, подвели к длинной черной машине. «ЭДДИ» — бросились в глаза крупные буквы на лакированном борту. За рулем сидел Эдди. Я не успел сообразить, что произошло, как мы помчались по магистрали.