НОКТЮРНЫ: пять историй о музыке и сумерках
Шрифт:
— Вероятно, что-то с доставкой в номера не заладилось, — заметил коп.
— Да-да, именно, — поддакнул я.
— Меню стандартное, — продолжал коп. — Стейки, пиццы, гамбургеры, трехслойные сэндвичи. Знаю: сам только что заказывал в круглосуточной службе питания. Но вам, наверное, такая еда не по вкусу.
— Да нет, вы же понимаете, в чем тут вся штука, — пояснила Линди. — Главное — подурачиться. Потихоньку пробраться на кухню и перехватить кусочек чего-нибудь запретного, помните, в детстве, я думаю, вас тоже подмывало?
По виду наших
— Сожалею, что причиняю вам беспокойство, — проговорил полицейский. — Но, как вы понимаете, вход постояльцам сюда закрыт. Кроме того, только что обнаружена пропажа кое-каких вещей.
— Неужели?
— Да. Вы сегодня вечером ничего странного или подозрительного не заметили?
Мы с Линди переглянулись, и она выразительно мотнула головой.
— Нет, — сказал я. — Ничего подозрительного мы не видели.
— Совсем ничего?
Охранник подошел к нам почти вплотную и еле протиснулся грузным телом между нами и буфетной стойкой. Я сообразил, что, пока его напарник заговаривает нам зубы, он планировал проверить на близком расстоянии, не прячем ли мы что-нибудь на себе.
— Да, совсем ничего, — подтвердил я. — А что, собственно, вы имеете в виду?
— Сомнительных лиц. Необычную возню.
— Господин полицейский, — потрясенно обратилась к нему Линди, — вы хотите сказать, что номера были взломаны?
— Не совсем так, мэм. Однако некоторые ценные предметы исчезли.
Затылком я ощутил, как охранник позади нас переминается с ноги на ногу.
— Так вот почему вы оказались здесь, среди нас, — продолжала Линди — Чтобы защитить нас и наше имущество.
— Совершенно верно, мэм. — Коп слегка повел глазами, и у меня создалось впечатление, что он обменялся взглядом с охранником за нашими спинами. — Так что если заметите что-то необычное, пожалуйста, немедленно вызовите охрану.
Разговор, казалось, был исчерпан, и полицейский посторонился, чтобы освободить нам дорогу. Я с облегчением двинулся вперед, но Линди вмешалась:
— Наверное, мы нехорошо поступили, отправившись сюда за едой. Думали угоститься какой-нибудь печенюшкой, но потом решили, что готовится званый вечер и стыдно его портить.
— В отеле вполне приличная служба доставки, — заметил коп. — Круглосуточная.
Я дернул Линди за рукав, но ее, по-видимому, охватил приступ мании, на которую часто ссылаются, описывая преступников: когда их неудержимо влечет пощекотать себе нервы риском разоблачения.
— А вы сами себе что-нибудь заказали, господин полицейский?
— Конечно.
— И как вам?
— Очень сносно. Рекомендую и вам поступить так же.
— Давайте позволим этим джентльменам продолжить их расследование, — сказал я Линди, дергая ее за рукав.
Но она даже не пошевелилась.
— Господин полицейский, можно мне задать вам один вопрос? Вы не возражаете?
— Задавайте.
— Вот вы сейчас говорили о том, что следует обратить внимание на что-то необычное. А вы сами что-то
— Не понимаю, о чем вы, мэм.
— Например, то, что у нас обоих лица полностью забинтованы? Вы это заметили?
Полицейский внимательно в нас вгляделся, словно желал удостовериться в справедливости сказанного. Потом сказал:
— Честно говоря, заметил, мэм, да. Но мне не хотелось затрагивать вас персонально.
— О да, понимаю, — кивнула Линди и спросила, обратившись ко мне: — Весьма тактично с его стороны, не правда ли?
— Идемте, — повторил я, с силой потянув ее за собой.
Пока мы дошли до выхода, спиной я постоянно ощущал, что оба они смотрят нам вслед.
Мы прошли через весь танцевальный зал, сохраняя внешнее спокойствие. Но стоило нам оказаться за высокой вращающейся дверью, нас охватила паника, и мы бросились вперед чуть ли не опрометью. Руки мы все еще не расцепили и потому, пока Линди тащила меня за собой, на каждом шагу спотыкались и сталкивались. Но потом она втолкнула меня в служебный лифт, и только когда двери сомкнулись и кабина поехала наверх, Линди меня отпустила, а сама прислонилась спиной к металлической стене и начала издавать странные звуки, похожие на похрюкивание: я не сразу уяснил, что таким бывает истерический смех, доносящийся из-под бинтов.
Едва мы вышли из лифта, Линди снова взяла меня под руку:
— Ну вот мы и спасены. А теперь я вас кое-куда поведу. Там просто ого-го. Видите? — Она показала мне карточку-ключ. — Посмотрим, на что она пригодится.
С помощью карточки Линди отворила дверь с надписью: «Доступ закрыт», затем другую дверь, предупреждавшую: «Опасно. Не входить». Мы очутились в помещении, где пахло краской и штукатуркой. Со стен и с потолка свисали кабели; холодный пол, весь в пятнах, был чем-то испачкан. Было довольно светло, так как одна стена состояла целиком из стекла, неприкрытая ни жалюзи, ни занавесками, и наружное освещение наполняло пространство желтоватыми пятнами. Этаж был выше нашего: перед нами, будто мы смотрели с вертолета, расстилался вид на автостраду и окружающие окрестности.
— Здесь будут новые президентские апартаменты, — пояснила Линди. — Мне нравится сюда заходить. Тут пока ни выключателей нет, ни ковров. Но помаленьку тут все обустраивается. Первый раз, когда я сюда попала, вообще было почти все голо. А сейчас уже понятно, как все будет выглядеть. Вот даже диван поставили.
Посередине комнаты громоздилось ложе, целиком закутанное простыней. Линди подошла к нему, будто к старому другу, и устало на него плюхнулась.
— Это мои фантазии, конечно, но я чуточку в них верю. Будто эти апартаменты готовятся для меня. Потому-то я сюда и пробираюсь. Тут все мое. И эти стены мне помогают. Помогают лепить будущее. Тут был сплошной хаос. А взгляните теперь? Что-то образуется. И что-то великолепное. — Линди похлопала по простыне рядом с собой. — Присаживайтесь, дорогуша, передохните. Я совсем замаялась. Вы, поди, тоже.