НОКТЮРНЫ: пять историй о музыке и сумерках
Шрифт:
В глазах у Элоизы блеснули слезы, но голос оставался твердым. Она замолкла и снова отвернулась.
— Значит, вы считаете себя особо одаренной виолончелисткой, — заключил Тибор после недолгого молчания. — Виртуозом. Что до нас, прочих, мисс Элоиза, нам следует набраться духу и, как вы выражаетесь, раскрывать себя, не имея понятия, есть ли что-нибудь под оболочкой. Но вы о самораскрытии не заботитесь. Вы не делаете ничего. И все же так уверенно называете себя виртуозом…
— Пожалуйста, не сердись. Знаю, это смахивает на легкое безумие. Только все это правда. Моя мать распознала мой дар, когда я была еще крохой. По крайней мере, за это я ей благодарна. Но
— Прошу прощения, — прервал ее Тибор, на этот раз более мягким тоном. — Вы говорите, что в детстве играли на виолончели. Но сейчас…
— С одиннадцати лет я не прикасалась к инструменту. С того самого дня, когда объяснила маме, почему не стану дальше заниматься с мистером Ротом. И она поняла. Она согласилась, что лучше сидеть сложа руки и ждать. Главное — сохранить в целости мой дар. Быть может, мое время еще придет. Иногда мне кажется, я слишком поздно отказалась от занятий. Сейчас мне сорок один. Но, по крайней мере, я не погубила то, что было мне дано от рождения. За эти годы какие только мне не встречались учителя; все уверяли, что мне помогут, но я видела их насквозь. Порой бывает трудно разобраться — даже таким, как мы, Тибор. Они ведь… профессионалы, эти учителя, мастера заговаривать зубы. Слушаешь и вначале попадаешься на удочку. Ну, думаешь, наконец-то нашелся такой, кто поможет, он из наших. А потом видишь: ничего подобного. В таких случаях нужно проявить силу характера и отказаться наотрез. Запомни, Тибор, самое лучшее всегда — подождать. Временами мне бывает не по себе оттого, что я все еще держу под спудом свой талант. Но я не испортила его, а это главное.
Потом Тибор сыграл две разученные пьесы, но рабочее настроение ни к нему, ни к его наставнице не вернулось, и урок закончился раньше обычного. Они попили на пьяцце кофе, обменялись несколькими фразами, и наконец Тибор сообщил, что собирается на несколько дней уехать из города. Ему всегда хотелось осмотреть окрестности, объяснил Тибор, так что он организовал себе небольшие каникулы.
— Полезное дело, — спокойно согласилась Элоиза. — Но только не задерживайся надолго. У нас еще масса работы.
Тибор заверил ее, что будет отсутствовать не больше недели. Тем не менее при расставании она держалась несколько беспокойно.
Говоря об отпуске, Тибор немного приврал: он еще ничего не организовал. Но после расставания с Элоизой он пошел к себе и сделал несколько телефонных звонков, чтобы заказать койку в молодежном общежитии, находившемся в горах близ умбрийской границы. Вечером он увиделся с нами в кафе, рассказал о предстоящей поездке (мы надавали ему массу противоречивых советов, где побывать и что осмотреть) и довольно робко попросил Джанкарло известить господина Кауфмана, что он согласен на предлагаемую работу.
— А что мне еще делать? — сказал он нам. — Вернусь я с совсем уж пустыми карманами.
Загородные каникулы Тибора прошли неплохо. Нам он рассказывал не очень много: что познакомился с туристами из Германии и что потратил в тратториях больше, чем мог себе позволить. Через неделю он вернулся заметно посвежевший, но обеспокоенный тем, не успела ли Элоиза Маккормак, пока он отсутствовал,
Толпы туристов к тому времени начали редеть, в кафе официанты ставили снаружи, между столиками, обогреватели. В день своего возвращения Тибор в привычный час отправился с виолончелью в «Эксцельсиор» и был рад убедиться, что Элоиза не только его ждала, но явно по нему скучала. Она тепло его приветствовала, но в приливе чувств не стала, подобно другой хозяйке, усердно потчевать гостя, а тут же усадила его на стул и со словами «Сыграй мне! Ну же! Играй давай!» принялась нетерпеливо распаковывать виолончель.
День они провели замечательно. Вначале Тибор боялся, как бы после ее «признания», сделанного накануне его отъезда, что-нибудь не разладилось, однако напряжение тут же исчезло, и атмосфера установилась еще более благоприятная, чем прежде. И даже когда он завершил пьесу и Элоиза, закрыв глаза, долго и строго критиковала исполнение, Тибор не обижался, а только впитывал старательно каждое ее слово. Назавтра и через день сохранилась та же непринужденная, временами даже шутливая обстановка, и Тибор чувствовал, что никогда в жизни не играл лучше. Недавний разговор они не затрагивали даже намеком, и Элоиза не расспрашивала Тибора о его загородных каникулах. Беседа касалась исключительно музыки.
На четвертый день после своего прибытия Тибор из-за нескольких мелких неприятностей, в том числе протекшего бачка в туалете, не успел в «Эксцельсиор» к обычному часу. Когда он проходил мимо кафе, уже наступали сумерки, официанты зажигали в стеклянных плошечках свечи, а мы уже исполнили пару номеров из своего обеденного выступления. Тибор помахал нам рукой и слегка прихрамывающей (из-за виолончели) походкой поспешил через площадь дальше, к отелю.
Ему бросилось в глаза, что портье немного поколебался, прежде чем позвонить мисс Маккормак. Открыв дверь, Элоиза поздоровалась приветливо, но несколько необычным тоном и, не дав ему произнести ни слова, быстро добавила:
— Тибор, рада тебя видеть. Я как раз рассказывала о тебе Питеру. Ну да, Питер наконец меня разыскал! — Обернувшись, она воскликнула: — Питер, он пришел! Тибор пришел. А с ним и виолончель! Когда Тибор вошел, со стула поднялся с улыбкой высокий, немного неуклюжий мужчина с седеющими волосами, в неяркой рубашке поло. Он крепко пожал Тибору руку:
— О, наслышан-наслышан. Элоиза убеждена, что из вас выйдет суперзвезда.
— Питеру упорства не занимать, — говорила Элоиза. — Я не сомневалась: в конце концов он меня разыщет.
— От меня не спрячешься. — Питер придвинул Тибору стул, налил бокал шампанского из ведерка со льдом на шкафчике. — Давайте, Тибор, помогите нам отпраздновать наше воссоединение.
Потягивая шампанское, Тибор заметил, что стул, случайно выбранный Питером, оказался его прежний, «виолончельный». Элоиза куда-то исчезла, Тибор с Питером, с бокалами в руках, вели беседу. Питер держался дружелюбно и без конца задавал вопросы. Каково было Тибору расти в таком месте, как Венгрия? Был ли он поражен, когда впервые попал на Запад?
— Мне бы тоже хотелось уметь играть, — сказал Питер. — Вы счастливчик. Вот бы мне поучиться. Но, наверное, время уже ушло.
— Учиться никогда не поздно, — отозвался Тибор.
— Вы правы. Учиться никогда не поздно. «Время ушло» — это всегда только предлог. Я вот занятой человек и вечно говорю себе: «Я слишком занят, чтобы изучить французский, освоить музыкальный инструмент, прочитать "Войну и мир"». Обо всем этом я мечтал с детства. Элоиза в детстве училась музыке. Наверное, она вам говорила.