НОКТЮРНЫ: пять историй о музыке и сумерках
Шрифт:
— Но она-то сама какова? — допытывались мы. — Какова она за виолончелью?
Когда этот вопрос был задан в первый раз, Тибор толком ничего не ответил. Пробормотал что-то вроде: «Она с самого начала представилась мне как виртуоз» — и поменял тему разговора. Но поняв, что мы не отстанем, он со вздохом начал объяснять.
Собственно, Тибору уже на первом занятии хотелось послушать игру мисс Маккормак, но он был слишком запуган, чтобы обратиться к ней с такой просьбой. Его не особенно смутило то, что в комнате мисс Маккормак не обнаружилось никаких следов виолончели. Нет ничего противоестественного в том, чтобы отправиться
Однако с каждым новым визитом в номер мисс Маккормак его подозрения набирали силу. Он старался выбросить их из головы, так как к тому времени перестал уже сомневаться в полезности визитов к ней. Сам факт, что мисс Маккормак его слушает, все более высвобождал из-под спуда его творческое воображение; до и после дневных занятий он ловил себя на том, что мысленно проигрывает пьесу, представляет себе, что скажет его наставница, как помотает головой, нахмурится, ободряюще кивнет, а то и (высшая награда), заслушавшись очередным пассажем, прикроет глаза и начнет бессознательно имитировать движения его рук. И все же подозрения его не оставляли, и вот однажды, когда он вошел, дверь спальни оказалась приоткрытой. Виднелись каменные стены, уголок средневековой кровати со столбиками — виолончели не было нигде. Возможно ли, чтобы виртуоз, даже во время отпуска, так долго не прикасался к инструменту? Но и этот вопрос Тибор постарался изгнать из своего сознания.
Лето продолжалось, разговоры Тибора с мисс Маккормак все более затягивались; после занятий они нередко отправлялись вместе в кафе, она заказывала для него кофе, пирожные, а иной раз и сэндвич. Говорили они уже не только на музыкальные темы, хотя в конце концов беседа неизменно возвращалась к музыке. К примеру, мисс Маккормак расспрашивала его о девушке-немке, с которой он сблизился в Вене.
— Но имейте в виду, она не была моей подружкой, — заверял он. — Ничего подобного между нами не было.
— Вы хотите сказать, что между вами не было физической близости? Это не значит, что вы не были в нее влюблены.
— Нет, мисс Элоиза, это не так. Мне она нравилась, это верно. Но мы не были влюблены друг в друга.
— Однако вчера, играя мне Рахманинова, вы вспоминали какое-то чувство. Это была любовь, романтическая любовь.
— Нет-нет, ерунда. Она была замечательная девушка, но мы не любили друг друга.
— Но этот пассаж был сыгран как воспоминание о любви. Вы так молоды, но познали уже разлуку, одиночество. Именно потому вы так и играете третью частью. Обычно виолончелисты вкладывают в нее радость. Но в вашем исполнении слышится не радость, а воспоминание о навеки ушедшем радостном времени.
Подобные беседы происходили не раз, и Тибору частенько хотелось в свою очередь тоже задать вопрос. Однако точно так же, как он за все время учебы не осмелился задать ни одного личного вопроса Петровичу, у него и теперь не хватало смелости поговорить со своей наставницей о чем-нибудь существенном. Он ограничивался пустяками (повод давали ее случайные обмолвки): какую жизнь она ведет в Портленде, штат Орегон, как три года назад переехала туда из Бостона, как не любит Париж «из-за печальных воспоминаний, с ним связанных», но ни разу не расспрашивал ее подробней.
Мисс Маккормак смеялась теперь чаще, чем в первые
Однажды днем, когда Тибор сидел с мисс Маккормак на площади, угощаясь кофе с пирожными, она заговорила о претенденте на ее руку. Его звали Питер Хендерсон, он был успешный бизнесмен, торговал в штате Орегон снаряжением для гольфа. Еще не старик, но шестью годами старше Элоизы. От первого брака он имел двоих детей, но все вопросы, их касающиеся, были улажены полюбовно.
— Теперь вам известно, что я здесь делаю. — У нее, впервые при Тиборе, вырвался нервный смешок. — Прячусь. Питер понятия не имеет, где я. Наверное, это жестоко с моей стороны. Во вторник я ему звонила, сказала, что я в Италии, но в каком городе — скрыла. Он рвал и метал — и, пожалуй, был прав.
— Ах вот что, — проговорил Тибор. — Вы проводите лето, размышляя о своем будущем.
— Не совсем. Просто прячусь.
— Вы не любите этого Питера?
Мисс Маккормак пожала плечами:
— Он неплохой человек. И не скажу, что другие поклонники выстроились ко мне в очередь.
— Этот Питер… Он любит музыку?
— Ну… Там, где я сейчас живу, он вполне сойдет за меломана. Во всяком случае, он ходит на концерты. А после, в ресторане, говорит массу приятных слов о том, что мы прослушали. Так что, пожалуй, да. Он любит музыку.
— Но он… ценит вас?
— Он знает, что жить с музыкантом-виртуозом бывает непросто. — Мисс Маккормак вздохнула. — Эта проблема сопровождает меня всю жизнь. Вам тоже придется нелегко. Но выбирать не приходится. Так уж нам с вами написано на роду.
Больше мисс Маккормак не упоминала Питера, но этот разговор привнес в их с Тибором отношения новую струю. Когда Тибор заканчивал игру и оба молча размышляли или когда они сидели на пьяцце и мисс Маккормак задумывалась, глядя в сторону мимо соседних тентов, неловкости не чувствовалось. Тибор понимал: им не пренебрегают, а, напротив, радуются его присутствию.
Однажды, когда Тибор сыграл пьесу, мисс Маккормак попросила его повторить небольшой пассаж из финала — всего восемь тактов. Он исполнил просьбу, но заметил, что мисс Маккормак все еще немного хмурится.
— Это звучало не по-нашему. — Она тряхнула головой. Как обычно, она сидела в профиль перед большим окном. — Все остальное было неплохо. Остальное было по-нашему. Но этот пассаж… — Мисс Маккормак передернула плечом.
Тибор сыграл отрывок заново, иначе, хотя не знал в точности, к чему следует стремиться, и не удивился, когда мисс Маккормак опять помотала головой.