Номенклатор. Книга первая
Шрифт:
А Лентул Агриппа не в пример Кальду Осинию хладнокровен и повидал немало судебных эксцессов, и его не проймёшь вот таким, с опасностью для своей жизни подходом людей, недовольных судебным решением. И он и глазом не моргнув, посмотрел с недоумением в лице на Луция Торквата и огорошил его своим охренеть что за заявлением:
– Если вы отступитесь и не захотите быть признанным Луцием Торкватом, то не вам и оплачивать судебные издержки. Пусть Луций Торкват их оплачивает, а вам до этого какое дело.
И как оказывается вон как всё просто. И не только просто, а Луций Торкват, кто, конечно, впал в растерянность и расстройство собственной личности, где одна часть его требовала не отступать и оставаться самим собой, Луцием Торкватом, тогда как вторая сторона его личности заявляла, что
На что у упрямого до последней степени жмота Луция Торквата есть вполне резонное возражение. – Тогда я не буду истинным Луцием Торкватом, первым сутягой и скупцом этого Города. – А зная то, насколько жители этого Города, в фундамент которого заложено столько истин, подвержены дисциплинированности в отстаивании истины, то не трудно догадаться о том, как себя поведёт Луций Торкват – он до последнего будет упираться в этом деле по своему облапошиванию, как его он назовёт.
А так как это всё очень похоже на Луция Торквата, то Луций Торкват первый в транскрипции Кальда Осиния, в самом начале перетянет в свою сторону инициативу по признанию себя им самым, Луцием Торкватом. На чём он не останавливается и выступает с требовательным вопросом к самозванцу Грехорию Аскулле: «Чем ты обоснуешь самого себя?», не отдавая так просто инициативу в руки противной не только буквально стороне, а ему невыносимо противно смотреть на этого самозванца Грехория Аскуллу, кто только отдалённо на него похож, как ему видится, – нет в нём той государственной самостоятельности мышления во взгляде, как у меня, а всё остальное, похожая одежда, причёска и внешний вид, не имеют ни малейшего значения, – а особенно ему невыносимо тяжко смотреть на вероломную Клитию. Кто и так всю их совместную жизнь им пользовалась и не раз была ловлена на своём обмане. Но ей, ненасытной на удовлетворение своей жажды жизни в удовольствиях, без осознания своего положения рядом с государственным мужем, которое она должна подчёркивать своим безупречным поведением и такими же взглядами на весь творящийся вокруг разврат, всего этого оказалось недостаточно и мало, и она вон на какой подлог решилась, подменить его буквально на этого проходимца.
– Да. А кто же есть на самом деле этот Грехорий Аскулла? – наконец-то, до ума-разума Луция Торквата дошла эта мысль со своим вопросом, ответив на который, Луций Торкват может решить для себя всё это, возмутительное во многом, столь невероятное затруднение. И как уверенно думается Луцию Торквату, то Грехорий Аскулла точно не римский гражданин, кто никогда, даже в самом тяжком для себя сне, не подумает представить такое кощунство – поставить под сомнение лицо и личность своего согражданина. Вот чего другого злодейского надумать, то это сколько угодно.
И как более чем вероятно есть и посчитал Луций Торкват, то Грехорий Аскулла есть самый что ни на есть вероломный пун. Кто является первым врагом римского гражданина и его государства, сумевшего неимоверными усилиями своих граждан повергнуть Карфаген, столицу пунов, цитадель всего ненавистного Риму, вначале в шок и трепет, а затем камня на камне от него не оставив, не оставить о нём в памяти и следа. Но как видно, и появление здесь под маской Грехория Асхиллы, пуна Ганнибала (а все пуны стремятся стать и зовутся Ганнибалами), тому свидетельство, вопрос решения уничтожения всякого напоминания о Карфагене, дело ни одного времени. А тут требуется участие всех римских граждан, кто должен держать ухо востро и быть подозрительным
– Клин клином вышибают. – С вот такой позиции посмотрели на всё это дело с непримиримой позицией Луция Торквата на гражданство его гражданские враги из оппозиции, задумывая всю эту провокацию с Грехорием Аскуллой. Где посредством него они продемонстрируют шаткость позиции Луция Торквата в самом начальном случае, а так-то они перед собой поставили задачу снести со всех должностей Луция Торквата и его последователей, чтобы на их место расставить своих людей, и начать вести беззаконие и произвол, раздавая направо и налево римское гражданство. И первый кто получит для себя гражданство по этому новому закону, то это Грехорий Аскулла, под личиной которого скрывается пун Ганнибал.
И как ещё думается Луцию Торквату, то Грехорий Аскулла, скорей всего, в свою бытность был большим и влиятельным Карфагенским вельможей, кто всё потерял на обломках своего государства, и теперь он, лишившись всего, стал самым ненавистным и опасным врагом Рима. А так как в открытом противостоянии у него и врагов Рима нет ни единого шанса справиться с Римом, то все эти последователи Ганнибала теперь пытаются расшатать устойчивость государства и расколоть Рим изнутри. И главным направлением своей деятельности они выбрали основу основ государства – семью.
Где Грехорий Аскулла – Ганнибал, нащупав с помощью велеречивых и льстивых речей в Клитии слабое звено в семье влиятельного гражданина Луция Торквата, всего себя без остатка отдающего государственным делам и ему бывает что некогда, не то что бы присмотреть за своей супругой, Клитией, а ему в её сторону смотреть противно от усталости и забот о нравственном здоровье нации, которую подрывают как раз вот такие, бросаемые исподлобья в твою сторону взгляды скромности Клитии, призывающие к совместному возлежанию в постели («Тьфу, аж противно становится, как об этом подумаю», – вот так нетерпелив к таким взглядам Луций Торкват) и начал разрушать семью, всё больше раздражая Клитию в недовольство своего подчинённого положения в семье.
– Вы, прекрасная и такая передовая в своём представительном виде Клития, не заслужили для себя такого, скажу прямо, варварского отношения со стороны своего деспотичного супруга, Луция Торквата. Может и уважаемого многими гражданина, кто его знает лишь в публичной сфере, а вот узнай все эти люди кем на самом деле является только с виду благообразный и морально устойчивый гражданин Луций Торкват, кто себе позволяет в частной и за стенами своего дома такие небезупречные отношения с людьми ему подчинёнными по праву своего бессилия перед его диктаторскими замашками, – я мол, здесь диктатор и мне сам Цезарь не указ, – то прежние взгляды на него его сограждан, хотя бы из-за таких его словесных злоупотреблений, были бы точно пересмотрены. – Вот так смущал разум Клитии этот полный ядовитых и пагубных наполнений и речей Грехорий Аскулла, чьи речи запали в душу и нашли отклик в сердце Клитии. Кто, надо быть до конца откровенным и честным, всегда посматривала в сторону от Луция Торквата, человека не столь уж благообразных внешних данных, чтобы на них можно было засматриваться.
Вот от Клитии и невозможно было добиться взгляда прямолинейности на их семейные отношения. Отчего взрывной характер Луция Торквата приобрёл особую жестокость и он мог не только словом привести к смирению Клитию, вздумавшую смотреть в его и сторону их семейных отношений с недовольством и даже недоразумением своего вида, а он отваживал Клитию от такой своей самостоятельности своего самовыражения и взглядов с помощью своих крепких кулаков. Которые видимо оставили свой след не только на её лице, но и в характере, ставшим ещё более вздорным и упрямым. Что как раз и нужно было Грехорию Аскулле, сумевшего разглядеть в Клитии то, что в ней не смог увидеть Луций Торкват – неудовлетворённую своей жизнью с грубияном Луцием Торкватом матрону. Которой всего-то нужно, чтобы её погладили по головке, как угодливый ей во всём Грехорий Аскулла, и она вам всё простит и всё для вас сделает.