Номенклатор. Книга первая

Сотников Игорь

Где в один, самый неожиданный и неподходящий для себя момент, когда Луций Торкват, стоя на площадке для выступлений на форуме, будет красноречиво аргументировать свою жёсткую позицию на закон о гражданстве, как раз и появится этот Грехорий Аскулла, внеся смятения в лица участников этого заседания. – Ага, не ждали?!

– Римским гражданином не может быть ка бы кто! – Резко заявляет Луций Торкват, грозя кулаком всем ка бы кто, кто вознамерился стать римским гражданином быть может путём подкупа должностных лиц, среди которых не был замечен Луций Торкват, как и всякий римский гражданин терпеть не могущий, когда его стороной обходят по любому делу и вопросу и особенно такому, несущему материальное вспоможение, вот он так и принципиален в этом вопросе.

– Это вопрос божественного

предопределения и в чём-то может быть призвания. И оттого римского гражданина ни с кем не перепутаешь и узнаешь его в любом виде, даже если судьба так распорядилась и он попал в плен своих иллюзий, же…(всего вероятней, Торкват хотел сказать женился), – но на этом месте его челюсть отпала и он не смог договорить то, что хотел сказать, а всё потому, что в центр форума вдруг вышел он не он, нет, точно он, Грехорий Аскулла, выдающий себя за Луция Торквата очень на него похоже. И находящийся в руках мнимого и рядящегося в одежды Луция Торквата самозванца Грехория Аскуллы знак их родового отличия, ожерелье, увеличивает кратно шансы Грехория Аскуллы быть признанным гражданином Луцием Торкватом, кто только на словах может так себя аргументировать.

И теперь понятен весь тот ужас Луция Торквата, для кого не является большим секретом сребролюбие своих сограждан, кто за хороший предварительный посыл им, может запросто его, истинного римского гражданина, Луция Торквата, перепутать с этим самозванцем Грехорием Аскуллой.

А так как Луций Торкват к тому же состоял в должности децемвира, кто принимал прямое отношение к составлениям законов, – а он отстаивал жёсткую позицию на присуждение римского гражданства: только от римских граждан и всё, – то он начал постепенно понимать всю не простоту этого дела с Грехорием Аскуллой, только с первого взгляда выглядящего как оскорбление величия римского народа.

– Так вот оно что! – осенило догадкой и так посиневшего от скорбных мыслей Луция Торквата, ещё пребывающего не в себе и в опасности не быть признанным Луцием Торкватом.

И на этот счёт у него есть большие подозрения в сторону своей супруги, матроны Клитии, известной не только своим именем, но и неимоверной страстью к роскошной жизни, которую он, Луций Торкват, жаднейший из мужей с её слов, не даёт ей в полной мере ощутить и во всём её зажимает. Где Клития по наущению своей матери, Кассандры, той ещё ведьмы, вполне может впасть в вероломность по отношению к нему, выбрав для себя более удобного что ли мужа, каким ей покажется и убедит её словом и делом за спиной Торквата Грехорий Аскулла, большой любитель вероломного, с выдумкой подхода к замужним матронам.

Где они, увидев друг в друге общие души и найдя друг в друге нечто их объединяющее, любовь к авантюрам ради жизни потом в роскоши, сговорились на такую ловкость с подменой личности Луция Торквата. Где Клития, что за вероломная и только себя любящая матрона, ничего не утаивая, в том числе и частные, постельные сцены из жизни своего супруга, снабдила Грехория Аскуллу всеми необходимыми знаниями о быте Луция.

– Неповоротлив Луций, как в ногах, так и в постели. – С заговорщицким видом, но при этом с насмешкой на устах в самые пикантные и сложные для Луция Торквата моменты его личной жизни со своей привязанностью к постоянству, начала всё о нём рассказывать им ещё любимая супруга Клития, оказавшаяся вон какой стервой. А Грехорий Аскулла хоть и человек последнего качества и достоинства, всё же он не может так беспечно надсмехаться над римским гражданином, даже находясь у него за спиной в постели с его матроной. И Грехорий Аскулла, в ком ещё не изжила себя мужская солидарность, делает замечание слишком уж много себе позволяющей Клитии.

– Вы, моя дорогая Клития, заставляете меня нервничать этими рассказами со столь большими подробностями из вашей личной жизни с этим ненавистным мною всей душой Луцием Торкватом. С кем вы, я начинаю с ваших слов уже подозревать, не только делили постель ради сна. – С ревнивой суровостью в голосе делает замечание Клитии Грехорий Аскулла, готовый немедленно покинуть эту постель, так объединяющую и одновременно разъединяющую его со своей дорогой матроной Клитией.

Ну а Клития со своей стороны

спешит заверить своего дорогого Грехория в том, что она один лишь только раз делила постель, и то по необходимости закрепить своё супружество с этим и для неё так же ненавистным человеком, Луцием Торкватом. – А так-то его ноги здесь, как видишь, не бывает. – Очень убедительна сейчас Клития, так склоняющая Грехория Аскуллу верить себе с помощью вот такой очевидной логики. При представлении чего, у Луция Торквата прямо нет слов от возмущения на такое вероломство действий Клитии, и он себе кулаки кусает, – О, Клития, невозможное создание! – кто так неслыханно и искусно завирается, и при этом ей верят. Тогда как всё это не так, и он делил с Клитией постель не раз, и на это со всей основательностью доказывает наличие у них шестерых детей. – Правда, отчего-то все говорят, что они все в мать, а от меня в них только косой взгляд. – В сомнении задумался Луций Торкват, чувствуя, что не в ту сторону углубился в свои мыслях.

Но он уже остановиться никак не может и продолжает себя мучить новыми для себя открытиями и подробностями коварной сущности Клитии, сумевшей без лишних сейчас и болезненных подробностей для его мужского эго, убедить Грехория Аскуллу быть во всём ей послушным для начала, а затем приступить к давно вынашиваемому ею плану – вычеркнуть навсегда из её жизни Луция Торквата.

А так как простое убийство для этого не подойдёт, – Клитию до такого бешенства довёл Луций Торкват, что она посчитала, что он в таком случае легко отделается, – то она, со свойственным ей остроумием и женским коварством порешила поставить Луция Торквата перед вот таким невероятным фактом выхода из себя. На что у Грехория Аскуллы имеются вполне резонные сомнения.

– Я не шибко на него похож. Боюсь не признают меня за него. – С нервным тиком делает такое заявление Грехорий Аскуллла, провоцирующее Клитию на непонимание того, что она делает в одной постели с ещё одним трусом. Правда, она предусмотрительно не сказала Грехорию Аскулле о том, что он неединственный кандидат на роль её мужа, к кому с её стороны поступило это предложение, но, тем не менее, она надула губки, принуждая Грехория Аскуллу к смелости и всего-то чуть-чуть к геройству. А чтобы Грехорий Аскулла не слишком боялся и сомневался в верности её плана, Клития ему объясняет на чём крепится её уверенность в том, что именно он будет принят за Луция Торквата, а не сам Луций.

– Я тебя за него признаю, когда дело дойдёт до того, кого за кого признать. – С такой непоколебимой уверенностью и жёсткостью делает это заявление Клития, что Грехорий Аскулла и Луций Торкват, кто всё это себе сейчас надумал, не смеют сомневаться в том, что будет по-другому. А вот сомневаться в другом, то это можно. Что и делает Грехорий Аскулла.

– А этого будет достаточно, чтобы меня принять за Луция Торквата? – со своей заинтересованностью спрашивает Грехорий Аскулла.

– В нашем случае да. – Говорит Клития, добавляя. – Но если по каким-то причинам возникнет не полная ясность по этому вопросу, – судья будет не здешний и ещё не знаковый с жадной прижимистостью Луция Торквата, доводящей до безумства (Клития на этом месте закатила в безумном припадке свои глаза, что указывало на то, как всё её достало и как она искренна в этом деле), и он захочет ещё кого-нибудь выслушать в качестве свидетелей, – то можешь особо не беспокоиться, у него нет друзей, чтобы признать в нём него.

А вот это заявление Клитии заставило призадуматься Луция Торквата, принявшегося перебирать в своём уме людей ему знакомых, кто бы мог назваться ему другом и тем самым за него поручиться.

– Да, это Луций Торкват, мой друг! – Выйдет на форум претор Лидидий Авитус, друг Луция Торквата, как он решил за него так думать. И суд склонен будет думать и решать, что он, Луций Торкват, и есть этот всеми уважаемый гражданин римского общества. А вот попытавшийся весь римский народ ввести в заблуждение на его счёт, самозванец Грехорий Аскулла, выдававший себя за него же, тут же будет схвачен за такое неслыханное прежде самоуправство и самонадеянность в деле вот такого бесстыдства и таких вероломных расчётов на доверие римских граждан – верят они всему тому, что им клятвенно скажут.