Номер Один, или В садах других возможностей
Шрифт:
они жарили Варвару (опять отобрали ручку). У меня бесцен. материал пишу мелко возьми лупу под столом в короб, не вижу сам что пишу ты разберешь бум нет. Ты понимаешь что есть вещи выше сил чел-ка даже меня спец-ста. Все трудности кот были дома все наши несчастья ничто я видел такое. Шопен будет прыгать от восторга но они там всегда слишком приветствуют наш несчастья и зарабатывают на этом как пресса так и наука фильмы, книги, дисс-ции. Шопен ты прав но для меня это каж раз нож сердце. Ты испыт чувство превосх-ства что твои Янка и Сенька спасены и в этом твое ощущ. правоты. Ты эго-футуролог пессимист, т. е. я всегда говорил что ты там в Ам-ке предвидишь наше плох будущее и радуешься, что тебя и тв. семьи нет с нами. Но есть 11 сентября, увы. Есть и вам угроза в каждой точке мира. Прости, это я от обиды за энтти. Мумичка не переписывай это ему. А это да: но тут не только
Я на вертолеты, площадке в зальчике ожидания диспетчер дал бумагу ручку спер на почте пускай! У них еще есть! Ждут вертушку. Спец-но сказал для передачи Никифору о своей компьютерной игре «В садах других возможностей»! Вдруг заинтер-ется. У него есть деньги, есть все. Практически он всесилен. Никулаю бесполезн гов-ть, он не вруб-ся. Этот Никифор наци местн. Несущий победу. Он энтти наци. Мы его не увид и не сняли на пленку. У него якобы оконч. два института, в Питере и в Гарварде и знает все языки. Жил везде. Путь индейцев и резервац. презирает. А сюда едет народ французы ваши америка с ума сходят снимают на камеры мамотов покупают амулеты инсигнии дешево за рубли обвешиваются все а здесь не знают что т. доллар. О полкуска хлеба на столе оставили, но не могу есть тошни. Как забыть но нельзя забыть это мои материалы о совр. рабовладельческом строе плавно переходящ в первобытный строй но если напечатать о чучунах тут начнут сажать безобидных бичей из тайги и так закроют дело о людоедстве но странно что этот нач лагеря вел себя как типичный энтти (высокий оч белая кожа пятнами светлые волосы сам с Новосибирска как сказал). Твоя дает моя пят кусков долара. И странно так смеялся. И это майор. Мумичка тебе придется все перепечатать бедная. Еще для статьи, что гл. вопрос бытия нации это обычаи и способ воспитания реб-нка. Традиции педагогики. Скажем, нашу страну оккупировали. Обратили в свою веру. Ну хорошо, у каждого мужа столько жен сколько он прокормит, на круг по 3. Так, в поликлиниках тогда пусто все врачихи взяты в гаремы, в б-цах вообще, там д. быть одни мужч-ны и принимать только б-ных мужчин, кто же из мужей допустит чтобы его жену щупал другой. Все жены заняты в поле выколачивают одеяла и пребирают пшено, пекут ля-пешка. Из троллейб. парков из офисов, прядильных фабр. НИИ и трамв. депо все взяты в гаремы
(на обороте)
И никаких стульев и кров-тей, едят на полу на тряпке, спят на полу. Вся женск. половин, страны ждет ребенка. Далее дети род-сь и что, а русск. женщ. родивш. ребенка, она всю жизнь положит на него (не на мужа), и разве она доп-стит что нет поликлин, и б-ц, и ни зубик вырвать ни аппендицит вырез-ть, и если муж будет выст-пать она его отоварит скалкой по чайнику где полотенце намотано (по чалме) и весь гарем собравшись тоже мужа прижмет и тут оккупация кончится. Это тебе в виде смеха что для нашей эпохи матрипархата (слово Паньки) характ-но. А патриархальн мужчина в зрелом возр когда нач импотенц он мечт-ет об инцесте содомии и педофилии. О, пришел вер-толе вертушка неожидан целую посадят ли
посадили пишу уже в Энтске на эродроме не знаю как доберусь мест нет, денег тем более люблю и всегда любил не воображай себе ты сама знаешь что у меня никого нет кроме тебя и мумика. Твой навеки. Только что в зал вошел охранник в пятнистой форме, подошел ко мне и сказало: «Уйван-Крипевач, моя твоя ревнуе, так не доставайся ж ты никому, ты знаешь меня, я Варвара, с меня сняли кожу». Пьян был был этот, но откуда ее слова? бред целую твой Иван Ц.
глава 5. Труп друга
Шофер, которого послал Номер Один, вернулся из больницы с постным видом (явно нечто повидал по дороге и загрустил, сообразив какое светлое будущее его ждет). Водила сообщил, что Бродвей это морг сразу с заду мединститута.
Номер
— Оттеление коловы от ттела.
Водитель даже не кивнул, не понял юмора.
Так. Все-таки санитары ждали, видимо, сидели где-то за кулисами этого анатомического театра.
— А вот х. вам я ттенек ттам.
Не дам денег. Номер Один отпустил своего водилу с небольшой суммой, тот удивился, увидев сколько ему заплатили, но смолчал. И будешь молчать, сукка. Сачемм ттепя шапа тушит? Не души его, жабба.
Нервно подошел к труповозке. Открыл. Посмотрел. Труп («Сам») валяется в салоне. Девка в углу, лицом вниз, как собака брошена. Ящики с бананами тоже тут.
Быстро-быстро, могут люди подойти, сел за руль, оторвал проводки, соединил как будто всегда так делал, тронулся. Выехал из закоулков на проспект и вдруг понял что не знает куда ехать! Остановка седьмого троллейбуса, дальше вернуться и перпендикулярно улица со спиленными пеньками, а по нашей ходит трамвай, напротив стеклянного киоска дом на ремонте фасада, первый же подъезд налево.
(Вслух):
— Что ты ты что же это хре-хрен (длинный матерный период с удовольствием) никак не мо… никак не можешь свернуть, не могут ездить а еээ-ездиют… Напо… напокупали права и ездиют, не могут а ездиют… В киосок врежься еще, да, в ки… киосок врежься еще, а, пропустил, спа… спасибо (мат).
Никак не привыкнуть. Что с языком, сводит все лицо судорогой.
Но как же мы не посмотрели номер дома! Стал из кабины свесясь спрашивать где седьмой троллейбус, испуганная бабка показала робко перстом и окстилась, перекрестилась, а сама смотрела на его средство передвижения. Поняла с кем имеет дело, повидала на веку похоронных карет. Поехал по маршруту семерки не в ту сторону до конца, мимо сверкающих магазинов, по главной улице, видать, по проспекту. Народ шастает туда-сюда, цветы, нищие, соборы, дворцы. А мы тут с трупом в скромном грязном автобусе с красным крестом на борту. Добравшись до круга, наконец вроде бы поехал в нужную сторону, вылез у знакомого магазина с двумя входами, осмотрелся, оценил обстановку. Все вспомнил. А, это дом семь. Пощупал деньги большой ком слева. Господи, что же это происходит! Надо говорить не «киосок», а «киоск», и «ездят». А не «ездиют», сельсовет. Кто я. Нужно бояться Яща! Он думает что раз у меня его ключи от квартиры, я обязательно приду порыться еще. Все, добрался, приехал, посмотрел адресок, во дворе первый подъезд, сбегал наверх, Яща еще нет, в квартире пахнет жутко. Плюс ко всему еще и в сортире все загажено и по квартире следочки. Осторожно, чтобы не вляпаться, пробрался к телефону, позвонил, набрал ноль два, завопил старческим голосом — с вами говорят соседи квартиры грабителя — глаза жильцов, так сказать… зоркие. Его кличка Лысый — звать вроде Ящик — адрес дом семь квартира пять снимает — квартира будет открыта — там наворованные вещи — приезжайте срочно — доллары спрятаны в бачке унитаза — десять тысяч — на шкафу снятые драгоценности с убитых лиц пожилого возраста старушек. «Кто говорит» — доброжелатель. Отбой. Прискачут мигом.
Действительно, откуда только он знал это, в бачке заляпанного унитаза, в плавающей пустой бутылке с навинченной крышкой, запечатанной чем-то белым, нашлось, но меньше, считать было некогда. Взял. Целуйте меня в туза. Привернул крышку бутылки и пустил ее снова туда же. Пусть пороются в дерьме. Долго мыл руки в грязной ванной.
Поднялся к якобы своей собственной квартире номер 13, напротив которой лаял тогда Сбогар (и сейчас надрывается, визжит и прыгает). Позвонил как бы к себе. Молчание, только шебуршнулось что-то и вроде вода льется. Заглянул в глазок, это я. За дверью что-то екнуло, затем треснуло, как сучок под разведчиком, опять тишина и молчание.
Спустился на второй этаж, к железной коричневой двери, где тогда висела сбоку табличка «М-психоз», но сейчас ее не было. Ножом, как всегда, свеженацарапанное ругательство.
Вышел во двор, открыл заднюю дверцу перевозки, залез, и, стараясь не смотреть на лежащую ничком Светку, ухватил подмышки, спустил на асфальт с огромным трудом и, задыхаясь, поволок покойника наверх, в тринадцатую квартиру. А куда еще? Бабка дома (какая еще бабка?).
Тащить его, ох, тяжело. У трупа на спине была рваная рана с запекшейся кровью и на груди на кармане тоже надрез. Не повезло тебе, Друг. Куда я тебя потащу, зачем? А, чтобы это, чтобы не порезали на столе в морге. А дальше? Позвонить Анюте, что ее муж лежит и сказать адрес, а что она сможет? Другой город, больной ребенок на руках, одна. Нет денег. Она сойдет с ума. Кто такая Анюта, вот вопрос. Жена этого жмура.