Номер Один, или В садах других возможнос­тей

Петрушевская Людмила Стефановна

— Встал не так и оделся не так — нараспев начал Номер Один, особенно глядя на дядь Ваню. Удалось не заикнуться ни разу, — Зааапряг не так и пое-ээхал не так… (дядь Вань не реагировал, упорно глядя в окно). Заехал в овраг, не выедет никак, да? Таак говорили бабки, когда поо-помирали?

Видимо, причитание было записано в другом регионе. Объект не реагировал.

При том дядь Вань как-то сильно забеспокоился и стал тянуться щепотью ко лбу, но сделал вид что там чешется.

— Ваея! Я тебе так отвечу, — после паузы дрожащим голосом, на что-то решившись,

вдруг заявил он. — Да! (Пауза, трусливо). — У вас там в кухне вода текет. С кьяна в кухне. Да? Текет. Тимофевна ваша меня зовет. Пьишой. Пьишой, а она мне сует монету. Я не хочу пахать за эти меукие бйин деньги. Ушой. Как пьишой, так ушой. А вода текет из къяна. А съесаей она не пущает, все знают, она вообще не отмыкает им. Так что у вас вода текет. — И осторожно добавил: — Уже внизу всех зайива-ет… Те вызывают, а она не отмыкает. Никому не отмыкает. Говойит, Ваею моего уби-и.

И он безумным глазом наконец посмотрел на «Ваею» и совершил наконец некий намек на крестное знамение — от носа к первой пуговице пиджака и затем слегка вправо.

Ага, катастрофа.

Надо тоже перекреститься. Вот так. Склонить голову.

— Это была ооошибка. Просто я без со… сознания был. Кровь на мне была чу-чужая, не моя. Ты, дядь Вань, быстро за инструментом сходи. Я тебе еще о… отстегну.

— А у меня вот Светку уж заеза-и так это да, — вдруг сказал дядь Вань, надеясь, видимо, на добавку по случаю горя. — Там внизу стоит тыюповозка, она там в ней на дне ижит. Димка с ней. Вот иду звонить.

А пока что тащут коробки с бананами. И Димка не то что бы «с ней», а, видимо, торгует уже с машины. А то я вас не знаю.

— …звонить в ми-ицию. Еще новости.

— Да я знаю. Зарезали ее. Царствие небесное, — сказал новоявленный «Ваея» и широко перекрестился.

— Акваюм ты мне язбий на хей, — продолжал перечисление своих убытков дядь Вань, опять-таки не глядя в глаза.

— Да дам тебе еще на ааквариум… на рыбок… Еще сто-столько.

— А я остайся один с пацаном, — дядь Вань намекал, что никакая сумма не будет достаточной для компенсации его потерь.

— Все будет, дядь Вань. Поонимаю.

— Вообще нам воду пеекъёют в подъезде на хей, — посулил дядь Вань, чтобы еще выше поднять планку.

— Да не перекроют, поглядим, че перекрывать, не пере… не перекроют, — ответил жадный Номер Один и тут же спохватился. — Может, и бо-олыие дам.

— Тебе она не откъёет. Жьябиха. Мейкие мне сует. Копейки. Жадная сука бьять.

— А тебе если откроет, дам больше. И вообще, дядь Вань, я случайно тогда тебе банку разбил, бежал торопился, — вдруг сказал Номер Один. Неизвестные ему факты выскакивали из перекошенного рта свободно и сами собой.

— Ейе меня не убий, — согласился дядь Вань. — А банка быя таких не достать, ябоя-тойная тыёх-итыёвая!

— Лабораторная тре… трехлитровая? Да купишь себе настоящий аквариум. Еле не убил, это не считается.

— Акваюм, — согласился дядь Вань и застыл. Пришлось дать ему еще. Дядь Вань ничего не понимал, откуда на него сыплются эти деньги. Он совсем

испугался. По лицу было видно, как растеклись его мысли. Он достал деньги и начал их рассматривать, потом спрятал их и вот тут щедро, широко перекрестился. И поглядел на «Ваею». Валера не сгинул. Дядь Вань кивнул себе и сказал:

— Ты не думай, я пьякай тогда не из-за банки… Не из-за йибок… У меня Гйиша помей, дъюг.

— Дядя Гри… Гриша?

— Я пьякай бьять в ёт на хей, — расчувствовался дядь Вань. — В ящиках его наш-и. У винного. Два дня (тут он запнулся).

— Два дня лежал валялся? — сочувственно поддержал его «Ваея».

— Ну! — чуть не плача, кивнул дядь Вань. Этот трехлетний по языку дядь Вань вспомнил о смерти. Его надо было затормозить на этом скользком пути, а то он, имея деньги, сейчас похромает в свои «Четыре ступеньки» (в винный) и затем сгинет на неделю.

— Пошли, по… поможешь, — решительно сказал Номер Один.

Дядь Вань стоял сомневался. Собственно, ему больше денег и не нужно было. Хватит и этих.

Номер Один это понял и сказал еле внятно:

— Деньги ве-верни?

— Эх, понес-ась, Ваей, — крякнул дядь Вань, как бы не расслышав, и взял на себя ноги. При этом оглянулся на свои ящики, аккуратно положил покойниковы ноги на пол и сначала отнес ящики на полэтажа вверх, а затем уже вернулся выполнять свой печальный долг. Сопрут, конечно, он прав.

Номер Один, известный себе как Валерий, понес все тело, а слесарь деликатно приподнимал как бы шлейф, одни ботиночки трупа, хромая по ступенькам. И на том спасибо.

Сделали привал под дверью за номером тринадцать, посадили Друга у стены. Дядь Вань прокашлялся, посмотрел на «Ваею», который денег больше не высовывал, затем решился и позвонил. В квартире стояло молчание.

Дядь Вань стал, приплясывая, стучать и заглядывать в глазок:

— Тимофевна, отчиняй!

Тот же эффект.

Затем что-то за дверью стукнуло.

— А? Тимофевна! Ну вот он я, — не дождавшись другого сигнала, солидно пробасил дядь Вань. — Че? Говойи шибче, не с-ышу!

Помолчав, он сообщил, адресуясь в дверной пробой:

— Тут ми-иция, давай отчиняй! (Шутливо). Я понятой тут! (Пауза). Да не ипи дую!

Обернувшись, дядь Вань сообщил:

— Она завсегда епит дую.

— Че это она лепит дуру?

Тут дядя Ваня как бы споткнулся. В его корявом мозгу, видимо, промелькнули какие-то соображения о нереальности происходящего. Но тут мысль насчет денег и близкой выпивки все заслонила, и он снова возопил:

— Тимофевна! Тебя в ми-иции штъяфанут на хей! С автоматом пьидут! Я понятой! Отк-ывай!

В ответ на такие слова (милиция, понятой, автомат) загремели замки и щеколды, затем был снят тяжелый деревянный засов (Номер Один знал, что там есть такой брус), и дверь приоткрылась. Номер Один уже был наготове с телом. Дядь Вань даже с некоторой угодливостью принял на себя ноги Друга и проник в квартиру первым. Друг ехал вперед ногами, как полагается. Бедному убитому была оказана маленькая почесть…