Non Cursum Perficio
Шрифт:
– К нам едет Лористон, – отозвался он на вопросительный взгляд Камилло, и решительно двинулся к дверям, накидывая свой бушлат. – Надо его встретить, пока он половину здания своими слюнями с перепугу не перемазал. Судя по тому, что ворот Леонар даже не заметил, напуган он до полной одури. Интересно, что такого могло стрястись на Озёрах, пусть даже уровень энергии рухнул до критического минимума?
– Ведьмы летать перестали, – не удержалась Ливали откуда-то из-под одеяла, двумя руками обхватывая грелку. – Привели бы вы его сюда, что ли. Я до сих пор не совсем понимаю, куда пропала моя первая принципалка, уехавшая в Депо... то есть, безусловно, Алия Селакес сейчас уже мертва, но хотелось бы всё-таки получить объяснения насчёт того, что стряслось вчера на закате...
– Приведём, – мрачновато ухмыльнулся Бонита, – правда, не обещаю, что в целостном состоянии. Нервы у меня последнее время ни к червю, а от Леонара у меня ещё во времена гильдии была качественная почесуха всего организма... Камилло, ты со мной?
– Иду, – Диксон, потирая руки, чтобы разогнать неумолимо остывающую кровь, поднялся со стула.
– Я же теперь без тебя вообще никуда. Этот мир для меня чужой, и... – он не закончил фразы, досадливо дёрнув уголком рта. «И мне отсюда никуда не деться... хотя и деваться-то, в общем, некуда», – завершил Камилло свою мысль уже про себя, спускаясь следом за Полем по гулкой, слабо освещённой лестнице, где тревожно пахло ветром из ниоткуда. На ступеньках между третьим и вторым этажами сидела коротко стриженая девушка в синем платье. Она немо и обречённо смотрела на собственные запястья, прошитые бесполезной теперь медью, и слизывала слёзы с бледных, запавших щёк. Бонита, проходя мимо, цокнул языком и негромко проговорил, словно бы сам себе:
– Элен... подсадила тысячи людей на наркотик власти, которую дают узы... а теперь весь клин ломает без очередной дозы вседозволенности.
– Это... теперь навсегда? – с ужасом спросила им в спины принципалка задыхающимся голосом.
– Мы больше...
– Да, вы больше не будете играть в богов, – спокойно отозвался Бонита и почесал подбородок о плечо. В его глазах не было ни жалости, ни злости; казалось, щёлочи и кислоты его странной судьбы давно уже вытравили из души Поля эти чувства. – Империя ангелов пала. Настала пора снова пройти по земле Некоузья и вспомнить обо всём, что было позабыто в вашем всеобщем ослеплении чистым белым светом...
– Да зачем же теперь вообще жить?! – приципалка в припадке бессильной ярости рванула ногтями кожу над узором медных нитей, пытаясь выдернуть их наружу. Профессор безмятежно улыбнулся девушке, и от этой улыбки Камилло Диксона передёрнуло в жестоком ознобе.
– Если ты считаешь, что сама по себе, как человек, не представляешь ровным счётом ничего – значит, тебе и впрямь незачем жить, – произнёс Бонита, поправляя очки и сам не понимая, кого он сейчас невольно повторяет. – Элен Ливали, например, так о себе не считает. Но это уже твоё личное дело: сложить все флаги к ногам пустоты или продолжать сражаться с жизнью за жизнь... лично мы с главой интерната – продолжаем.
– А... – девушка притихла, съёжившись на ступеньке, и опять уставилась на свои сплетённые руки.
– Ты умеешь быть очень жестоким, – слегка удивлённо заметил Камилло, когда они остановились у начала лестницы. – Как консервный нож, который равнодушно пропарывает любые чувства с единственной целью: открыть истинные мотивы наших поступков и бесстрастно показать их нам.
– Да, – Бонита на миг смежил ресницы, потом повернулся к Диксону и открыто улыбнулся ему, глядя снизу вверх, – и к себе в первую очередь.
Диксон неопределённо пошевелил усами, не зная, что ответить Полю, и прислушался к слабому дыханию интерната. Тихо, так тихо... только в одном из тающих в стылом сумраке коридоров кто-то негромко плачет, будто стесняясь быть услышанным.
– Леонарчик не может обнаружить дверь? – вскинул брови Бонита, пересекая холл и выглядывая сквозь стеклянную створку в абсолютную ночь.
– Ладно бы он просто вокруг здания концентрическими кругами бегал, так ведь нет, его вполне может нахлобучить брать стену тараном, по принципу снесённых ворот...
– Погоди, – сосредоточенно сказал Камилло, принюхиваясь к холодному ветру, что врывался в холл через приоткрытую профессором дверь. – Там снаружи что-то происходит... слышишь? Такой странный звук, словно шепчет сразу тысяча голосов...
– Что за... – Бонита напрягся, прикусив нижнюю губу. – Нефть на нефть, если это именно то, о чём я сейчас думаю... у него что, совсем крышу сорвало?! – с этим вскриком Поль рванулся наружу, толкнув стеклянную створку так, что она влетела в стену, отчаянно звякнув и покрывшись сетью трещин. Встревоженный Камилло выскочил следом – чтобы увидеть, как кажущийся с такого расстояния сахарной фигуркой Лористон прижимается к расколотой шахте озонатора, а с его одежды и волос ползут вверх по закопченному стеклу десятки и сотни белых пауков. И нити их паутин с шепчущим, вкрадчивым звуком оплетают шахту, укутывая её в молочно-белый, флюоресцирующий в темноте кокон.
– Он просто псих, – с некоторым восхищенным изумлением сообщил Диксону все ещё невольно кусающий губу Бонита. – Вот уж не ожидал от этой бледной нематоды... я понимаю, что именно Леонар сейчас делает, но не могу взять в толк, зачем!
Поймав вопросительный взгляд Камилло, Поль сунул зябнущие ладони подмышки и объяснил:
– Это старая гильдийская штучка – приманивать одно электричество другим. Два вида энергии, существуя в чистом виде, как это ни странно, притягиваются и сливаются, хотя их адепты-люди страдают непереносимостью к чуждому виду электричества... Наш блондинка явно надеется вытянуть из колодца остатки лёгкого электричества с помощью пауков, вот только на кой? И что он им скормил такое, что они так сети плетут?
– Тех, кого сбил по дороге, несясь сюда, – мрачно пошутил Камилло, стараясь не смотреть в сторону шахты, постепенно теряющей привычные очертания под слоями матовых нитей, по которым плясали электрические искорки. Он не любил ни пауков, ни Леонара Лористона. Хотя под этими резонами крылся ещё один, самый страшный: глаза Диксона сознательно избегали смотреть на то место, где всё ещё тонули в каше из мокрого снега и земли фарфоровые осколки и черепки.
Бонита в ответ неощутимо усмехнулся у его левого плеча, качнув кудряшками:
– Ты умеешь быть очень добрым...
– Спасибо. Кстати... у тебя не будет закурить?..
Поль молча протянул ему выуженную из кармана бушлата помятую пачку. Взял сигаретку и себе; раскурил от старой зажигалки с логотипом Антинельского НИИ: освещённым окном за кронами сосен и надписью «Welcome to Antinelle». Пару минут оба созерцательно дымили, отрешаясь от необходимости куда-то идти, что-то делать и принимать решения: омут блаженного безмыслия, непозволительная роскошь бестревожности.