Нопэрапон
Шрифт:
— Куда это ты? — осведомился я, глядя, как сотовый птенец перекочевывает обратно во внутренний карман.
— Зульфия звонила. У нее… короче, просила подъехать в любое время. Я пойду такси ловить.
Калмык равнодушно разливал по второй.
— Да чего его ловить, такси-то, — сказал бывший одноклассник, ныне бригадир. — Я пацанам скажу, они подвезут, куда надо.
Калмык вдруг подмигнул мне.
— Бесплатно. По старой дружбе. Договорились?
Я посмотрел на Димыча и увидел: Рыжий кивнул.
Ну что ж…
— Договорились, Калмык. Спасибо. Ленчик, пошли… вместе поедем.
К нашему столику уже спешил бомж Петрович, нагруженный огромной коробкой, в каких обычно транспортируют сигареты.
Журналы прибыли.
ДМИТРИЙ
Ленчик попросил водилу — милого конопатого парнишку, страдающего заиканием, — остановиться на углу. Не доезжая метров ста до знакомого дома за невысокой оградкой. И дождался, пока сизая «Тойота», фырча, скроется во мраке. Это он правильно. Лужи уже просохли, и пройтись пешком — от нас не убудет. А водителю, который работает на бывшего Олегова одноклассника, ныне вокзального «бригадира», совсем ни к чему знать, по какому адресу мы заявились на ночь глядя.
Тем паче что «бригадир» открытым текстом выразил свой интерес к нашим проблемам. Пока, правда, интерес потенциальный, даже не интерес, а легкое намерение помочь в случае чего — чего?! — но меньше всего я люблю вот таких нечаянных альтруистов.
Как он сказал?
Я в доле?…
Ладно, это не моя забота.
— Ну что, пошли? — спрашивает Ленчик.
Пошли так пошли.
В доме горел свет. Калитка была незаперта, и за ней, у подстриженных кустов, нас поджидал старый знакомый — здоровенный доберман. Я бы предпочел видеть его на привязи, но мои предпочтения мало кого заботили. К Ленчику пес интереса не проявил (видно, признал сразу); меня наскоро обнюхал, зыркнул вверх, как бы сопоставляя зрительные ощущения с обонятельными, — и, явно удовлетворившись результатом сопоставления, принялся уже куда более внимательно знакомиться с верительными грамотами Олега.
Когда и с этим важным делом было покончено, пес обернулся к ожидавшей на крыльце хозяйке, словно спрашивая: «Гости? Или поздний ужин?»
— Свои, Борман, свои! Пропусти. Заходите, я уже и чайник поставила — вот-вот закипит…
Повезло псу с кличкой! Ну, давай, давай, партайгеноссе, пропускай, в ставке Гитлера все свои…
Как и в прошлый раз, мы расположились на веранде (свет здесь имелся, да и погода благоприятствовала). Только теперь над заварничком после короткого знакомства с хозяйкой принялся колдовать мой соавтор. А я тем временем, не особо смущаясь, разглядывал доктора Иванову. Что-то в ней изменилось с прошлого раза: тени под глазами (или это лампа виновата?), нервность движений, да и вообще вид у Зульфии Разимовны был какой-то растерянный.
— Он ко мне приходил, — без предисловий сообщает хозяйка, кусая губы. — Этот ваш…
Она умолкает и спустя минуту поправляется:
— Этот наш. Монахов. И знаете… вы будете смеяться, но Борман его испугался!…
Мы не смеемся.
ВРАЧ
За долгие годы практики Зульфия Разимовна успела привыкнуть (или, по крайней мере, притерпеться) к поздним звонкам, как к неизбежному злу. Профессия обязывала. Однако голос, который раздался в трубке, заставил ее вздрогнуть от неожиданности, ибо голос этот она узнала.
— Э-э-э… доктор Иванова?
«Да, да, все верно. Я тоже… кандидат!»
Монахов Владимир Павлович.
Интеллигент-остеохондротик, одним ударом убивший на татами американского бойца-профессионала.
— Да, я вас слушаю.
— Это я… Помните? Монахов, Владимир Павлович, я у вас медкомиссию перед турниром проходил. Вы меня еще допускать не хотели…
— Да, я помню.
Она еще подумала, что предпочла бы не помнить, забыть, как страшный сон.
Не вышло.
— Скажите, вы не могли бы осмотреть меня повторно? Я… мне бы хотелось с вами проконсультироваться.
— Пожалуйста. Приходите завтра в 28-ю поликлинику, у меня прием с четырнадцати до девятнадцати, семнадцатый кабинет, пятый этаж.
— Нет, вы меня неправильно поняли! Я бы хотел, так сказать… в приватном порядке. За соответствующее вознаграждение!
«Пропала собака по кличке Дружок. Просьба вернуть за соответствующее вознаграждение…»
— В каком это смысле: в приватном порядке? — холодно поинтересовалась Зульфия Разимовна. Она ничего не имела против оплаты труда, в особенности своего, но подобных разговоров не любила.
Сразу остро ощущалась… собственная цена, что ли? Не то чтобы противно, но знать свою цену далеко не всегда доставляет удовольствие.
А может, она просто нервничает?
— Ну… не в кабинете. Я бы хотел на дому. Вы не возражаете, если я к вам подъеду?
«Возражаю!» — хотела было возмутиться доктор Иванова. Но вдруг вспомнились многозначительные взгляды, которыми обменялись перед уходом от нее Леонид и этот… Дмитрий? Вспомнился последовавший вскоре звонок Леонида: «Я сегодня на заседании общества не буду. Ничего особенного, просто руку малость повредил. Не обо что, а об кого. Об Монаха… да вы его знаете! Ага, именно он… ладно, чепуха все это!» Зульфия Разимовна понимала, что после скорее всего будет ругать себя за нездоровое любопытство, но росток подлого сорняка уже проклюнулся в душе. Может быть, этот Монахов — феномен? Как теперь говорят: «человек с паранормальными способностями»? Интерес был и личный, и чисто профессиональный. И поэтому, помедлив секунду, доктор Иванова произнесла в ждущую трубку совсем другое, чем предполагалось вначале:
— Хорошо. Только учтите, дома у меня нет соответствующего оборудования…
— Да-да, я понимаю! Можно, я приеду прямо сейчас?!
— Сейчас? Нет, что вы!… Сейчас поздно! Может быть… — И вдруг Зульфия Разимовна ясно поняла: если она откажется принять Монахова прямо сейчас — завтра он не придет. Он больше вообще никогда не объявится. Она не знала, откуда у нее подобное чувство, но уже давно научилась доверять своей интуиции. Хороший врач — это не только знания и навыки…
Рядом завозился Борман — пятилетний кобель, тренированный по системе «Телохранитель» и всерьез считающий хозяйку главной ценностью мироздания.
— Хорошо. Записывайте адрес.
Как в пошлом анекдоте: муж уехал в командировку, а к жене…
Помня предыдущий разговор, Зульфия Разимовна хотела сразу позвонить Лене — но телефон, как назло, заартачился в самый неподходящий момент. В трубке долгое время издевательски пощелкивала разрядами глухая тишина, потом пошли короткие гудки; и тут у дома притормозило такси.
Это был Монахов.
Явился не запылился.
Кое— что у Зульфии Разимовны имелось и здесь, на даче: тонометр, фонендоскоп, измеритель электропотенциала кожи -ерунда, медмишура. По-хорошему, с Монахова следовало бы снять повторную кардиограмму, энцефалограмму, провести подробные анализы…