Норки!
Шрифт:
«К тому времени, когда тебя подвергнут насильственной изоляции, — объясняла Шеба, — твоя идея об убийстве норок людьми ради их шкурок уже будет вовсю гулять по колонии, и с этим Старейшинам уже не справиться. Твоя сила, Мега, не в том, что ты провозвестник новых идей, твоя сила в том, что ты провозвестник истины, и — как всякая истина — она в конце концов восторжествует!»
Но в действительности все оказалось не так. Выдумка Психо насчет «хреновины» сильно исказила нарисованную Шебой идеалистическую картину. Поразмыслив на досуге, Мега довольно скоро пришел к заключению, что революция — это не просто правда, которую можно единожды изречь, после чего она сама пробьет себе
дорогу к победе. Точно так же не была она и чистой наукой со своими раз и навсегда утвержденными правилами и законами. Как верно заметила Мата, тут ничего нельзя было планировать заранее. В частности, вопреки предсказаниям Шебы, Старейшины предоставили ему самому возможность что-то делать со своей изреченной истиной.
Мата решила тайно встретиться с ним только после того, как тщательно проанализировала умонастроения жителей колонии. Поначалу, правда, она хотела открыто обратиться к Меге, однако скоро рассудила, что особого смысла в этом нет. Ее тоже подвергнут остракизму, и на этом дело и кончится. Была у нее надежда, правда высмеянная Психо, что молодые норки сами начнут заговаривать с Мегой, презрев запрет Старейшин. Молодым самочкам Мега казался вдвойне привлекательным благодаря романтическому ореолу мученика-изгнанника, однако и сверстники-самцы нередко приближались к нему, выражая таким образом свою солидарность и поддержку. И только теперь она поняла, что дальше этого никто из них не пойдет и что она слишком многого ждала от молодняка.
Психо, опьяненный успехом, предавался бесконечному самовосхвалению, изрекая одну глупость за другой.
«Старейшинам скоро придется провести открытые дебаты по поводу моей "Песни о хреновине",— легкомысленно заявлял он. — Она стала настолько популярной, что они неминуемо проиграют, и тогда мы без труда их спихнем. Как тебе моя идея?» — «Ты действительно считаешь, что Старейшины настолько глупы, что пойдут на это? — резко парировала Мата. — Действительно, молодежь любит твою хреновину, — добавляла она без улыбки, — но я не уверена, что кто-то захочет рисковать ради нее своей шкурой. И поскольку я уже решила побеседовать с Мегой, у меня есть для тебя новое задание. Я не хочу, чтобы меня видели с ним, поэтому ты должен организовать мне надежное прикрытие».
«Есть какие-нибудь конструктивные идеи?» — поинтересовался Психо, продолжая глупо ухмыляться.
«Да, есть, — жестко ответила Мата. — Ты должен учинить свалку, притвориться, будто ты вот-вот лишишься хвоста и самой жизни в придачу, и продержаться, сколько сможешь».
Психо с трудом сглотнул.
«Можешь сам выбрать себе противника, — продолжила Мата. — А нет — так мои подруги с удовольствием это устроят».
«Пожалуйста, не утруждайся, — торопливо проговорил Психо.— Я уж лучше сам…»
И теперь Мега не без удовольствия прислушивался к пронзительным воплям боли и шуму драки, доносившимся из противоположного угла игровой площадки.
— Я велела своим воительницам выступить на его стороне, — ухмыльнулась Мата. — Но все равно нельзя рассчитывать, что Психо продержится долго, поэтому давай покороче. Скажи честно и откровенно, готов ли ты сделать следующий шаг. Если ты согласен, то единственное, что от тебя потребуется, это постоянно оставаться на виду у норок, особенно у старших.
— Кажется, мне понадобится алиби, — немедленно понял Мега и сурово спросил: — Зачем?
— Не скажу,— твердо сказала Мата. — Абсолютно необходимо, чтобы ты не знал, в чем дело. К тому же я не намерена рисковать, встречаясь с тобой. В данных обстоятельствах я свободна действовать как мне больше нравится.
В глубине души Мега понимал, что его затянувшаяся изоляция только усиливает влияние двух его подчиненных, которые, в отличие от него, могли общаться с кем угодно. Впрочем, Мата подняла какой-то гораздо более существенный вопрос.
— Кто из нас должен быть сверху? — Мега намеренно воспользовался грубым мужским выражением и присовокупил двусмысленную ухмылку, надеясь вызвать ответную реакцию.
— Никто из нас не сверху и никто — снизу, — парировала Мата. — Мы равны. И то, о чем мы сейчас говорим, намного важнее обыкновенной случки.
Впервые они, хотя бы вскользь, упомянули о сексе, и Мега почувствовал неожиданное разочарование от того, как Мата равнодушно «закрыла тему».
Как бы там ни было, на данном этапе Мата была права: в этой ситуации у Меги не было выбора.
— Так ты даешь мне свое «добро»? — снова спросила она.
— Да, Мата, — неохотно согласился Мега. — Но только при условии, что ты не будешь делиться планами с нашим Крысенышем.
— Договорились. — Мата криво ухмыльнулась. — Впрочем, после этой потасовки Психо не будет годен НИ на что путное еще довольно долго.
Мега расхохотался. Пусть на минутку, но он снова почувствовал, что они с Матой все еще близкие друзья.
Макси вышел на свою ежедневную тренировку в подавленном настроении. Даже по прошествии стольких дней он не знал, что делать с песней о хреновине, продолжавшей звучать у него в ушах, и это безмерно раздражало его. Макси любил разбираться с проблемами, составляя в уме полный список всего, что было ему известно. После этого он выстраивал разнообразные факты и фактики по ранжиру и строем прогонял их перед своим мысленным взором, с каждым пунктом неуклонно приближаясь к логичному выводу или заключению, которое он искал, и только «хреновина с морковиной» не поддавалась этому скрупулезному анализу, ибо из-за нее мысли Макси сворачивали с накатанной колеи на зыбкую и топкую почву ассоциаций и смутных намеков, откуда им было труднее всего выбраться.
Все же Макси не оставлял своих попыток и для начала несколько раз отжался от пола на передних лапах. Когда Мега впервые пропел свою ахинею, верный Макси поддержал его, однако каждый раз, когда сверстники заговаривали об этом в его присутствии, ему приходилось разражаться своим мужественным лающим смехом, чтобы скрыть непонимание. Юмор всегда давал– ся Макси нелегко, из-за чего он постоянно — с самого раннего детства, насколько он помнил, — служил мишенью для более или менее остроумных шуток и розыгрышей. Пока он был рядом с Мегой на церемонии инаугурации, все было нормально. Его герой храбро отстаивал свои взгляды, и Макси несказанно гордился своей ролью защитника, но даже тогда он не совсем понял, что же все-таки Мега имеет в виду.
Отжавшись на передних лапах, Макси стал приседать на задних, что, впрочем, не мешало его размышлениям. Почему Мега вдруг запел какую-то глупую песню на таком важном диспуте? Если он имел в виду что-то серьезное, то почему не сказать об этом прямо? Почему он опустился до глупой чепухи, вместо того чтобы повести со старыми пердунами аргументированный спор? Хочет он, в конце концов, всерьез взяться за Старейшин или как?
Когда указ об остракизме вступил в действие, Мега сам оттолкнул его, и Макси, всегда готовый услужить своему кумиру, легко уступил. И все же его не покидало ощущение, что им пренебрегли, его отвергли, и это чувство усилилось, когда Макси прознал, что подлинным автором выдумки с «хреновиной» является не кто иной, как Психо. Чем он провинился, что Мега предпочел ему этого ублюдка?